– А еще у них кольцо обручальное наоборот! У женатых на левой руке…
– Да ты что? Ты хочешь сказать, что Медичи женат? Блин! Дура я набитая! Я ж ему чуть не дала! – запричитала Вета на весь собор.
Ольга быстро вышла на улицу. Было противно. Хотелось побыть одной. До обеда в ресторане, который показали по дороге, было еще полчаса.
Перед храмом на ступеньке сидел разморенный солнцем и бергамотным алкоголем Ашот Квирикян с шапкой. Куколка снимала это шоу на видеокамеру. При виде Ольги известный сценарист завопил:
– На меня снизошло откровение! Я просветлился, подайте на новый фильм!
Тут на площадь вышла толпа пожилых американских туристов и, услышав вопли пожилого лысого носатого господина, доверчиво и жалостливо потянулась к кошелькам.
– Куколка, умоляю, снимай, как они мне подают! – закричал Квирикян, сохраняя для американок жалобную интонацию. – Я продам этот ролик Первому каналу! Только композицию выстрой, как я тебя учил!
Ольга пошла внутрь пустых жарких улиц, как внутрь исторического фильма. Наглухо закрытые храмы из грубых серых кирпичей, обросшие мхом стены, выщербленные ступеньки, ржавые решетки, странная арка со странными солнечными часами, улочки ровно на ширину двух идущих рядом людей, старые зубчатые заборы… Если бы не веселенькие занавески, можно было бы подумать, что в городе-призраке уже лет сто никто не живет.
Наткнулась на галерею-мастерскую, в которой молодая женщина с таким спокойным лицом, словно ее всю жизнь купали в валерьянке, ткала кружевное полотно на старинном деревянном станке. И тут же продавала по астрономическим ценам. Полотно было изящным, но значительно проще, чем у вологодских кружевниц.
Вышла на смотровую площадку, посидела на скамейке, полюбовавшись округой с высоты низко летящего самолета, как дозорный. Попробовала вернуться обратно и заблудилась. Повернула еще и еще раз. И снова вышла не туда. Было понятно, что заблудилась в трех соснах, но не могла выйти из заколдованного круга.
Телефон в этом благословенном месте не работал. Впрочем, по нему и не объяснить, где ее искать. Экскурсии по Италии всегда шли на грани солнечного удара, а тут совсем негде спрятаться. Конечно, можно постучаться в любой дом и спросить, как вернуться на центральную площадь, но скорее всего аборигены не говорят по-английски.
Ольга присела в тень на ступеньки дома и подумала, что если так и не найдет дорогу, то рано или поздно ее хватятся. Прочешут округу, обнаружат. Правда, уже не накормят обедом, но и фиг с ним… Зато можно будет провести какое-то время один на один со старыми камнями в остановившемся времени.
Достала из сумки недопитую бутылку согревшейся воды. Умылась ею. Вода казалась невкусной по запаху не потому, что была несвежей, а потому, что была искусственной. У Ольги с детства было мучительно хорошее обоняние, она могла по запаху не просто отличить сладкий чай от не сладкого, но даже посчитать количество ложек сахара.
С таким даром надо было идти в сомелье или парфюмерные эксперты, Ольга пошла в сомелье воды. И всю жизнь сравнивала запах воды в разных регионах с запахом своей чистой детской воды из-под крана.
Как все в советском детстве, она забегала домой и пила прямо из-под крана ледяную, ломящую зубы воду. И пока пила, купалась в запахе озона. Теперь вода так не пахла.
На одной презентации ей подарили кулер, но вода из кулера пахла лабораторией независимо от надписи на этикетке. И когда пожилые родители спросили, хороша ли эта вода, Ольга честно ответила:
– Пить безопасно, но наслаждаться нельзя. Как секс в презервативе!
Сами родители ездили к какому-то дурацкому источнику с пластмассовыми баллонами. Обрамлявшие его деревянный сруб и икона были для них знаком качества. Икона в их понимании имела такой же вес, как прежде газета «Правда».
И они в упор не слышали Ольгиных заклинаний о том, что всю воду в пригороде необходимо два раза в год таскать на анализы, потому что во всех родниках превышена ПДК вредных веществ из-за соседства с промышленными стоками, стройками, свалками.
Пожилые родители не могли поверить в то, что долго убиваемая человеком вода начала отвечать взаимностью, потому что жили в неразрушенном мире. Точнее, их замеры разрушения шли совсем по другому полю и означали уничтоженные плюсы социализма, которые они прежде, как истинные интеллигенты, громко ругали на кухне.
Ольга подумала: она пьет воду из кулера, а что будут пить ее будущие внуки? Покупать в тюбиках? Добывать в домашних очистителях? На сколько ее хватит? А их дети? Или человечество просветлится настолько, что научится заворачивать краны, не сливать отходы в реки… и прочая, и прочая, и прочая?
И какое это будет человечество, если сейчас оно моется в душе, не думая о том, что хлорированная вода – медленный убийца? И не зная, что ежедневно, подышав в душе и ванной, организм получает в сто раз больше хлора, чем при питье. А все одиннадцать соединений хлора обладают канцерогенным и мутагенным действиями, но при этом никто не спешит менять способ дезинфекции воды.
Усилием воли остановила поток мазохистских рассуждений и грубо сказала себе: «Ты приехала отдыхать, вот и отдыхай!» Вспомнила, как учил ее шаманящий человек во время поездки на Байкал – закрыть глаза, расслабиться и «услышать» направление. А потом резко встать и побежать, пока слышишь.
Сначала не услышала никакого направления, а увидела картинку шелестящего Байкала. Увидела трубы Байкальского ЦБК, отравляющего воду, воздух и землю; горящие и вырубаемые леса в национальных парках; застроенные полосы бухты Песчаной; изуродованные турбазами берега Малого моря, гирлянды мусора в воде после туристов…
Заставила мозг выйти из режима «экологических агиток», расслабилась, вскочила и куда-то побежала, не анализируя маршрут, как велел шаманствующий. И к собственному изумлению, прибежала ровно на площадь трех церквей.
Там все дремало в дымке жары, а на лавке в тенечке громко храпел Андрей Николаев, утомленный старым городом и молодым итальянским вином.
Ольга растормошила его:
– Андрей, мы опоздаем на обед! Вы не помните, где ресторан?
– Я спал? – очень удивился он. – Представляешь, заблудился. Заколдованное место. И тут почти нет людей. Не у кого спросить! Райком закрыт. Все ушли на фронт. Я прилег на секунду…
– Пошли искать ресторан, а то умрем от обезвоживания!
Они углубились в массив домиков и по воплям фестивальцев нашли ресторан, в котором все уже съели первую закуску и хихикали на тему, где это уединились Волгина и Николаев.
А в проходном зале ресторана сидел Джакопо со свитой, недалеко от стола с огромным тортом лимонного цвета. Голубоглазый водила помахал Ольге рукой, как своей, и многозначительно указал на торт, мол, не пропусти эту штуку.
Торт и вправду был невероятный, пропитанный бергамотом. И когда дамы потребовали добавки, выяснилось, что оставшиеся куски уже упакованы в фольгу.
Лера сказала, что Джакопова свита везет эти куски детям и женам, потому что это знаменитый местный торт. Стало обидно, но голубоглазый, проходя мимо Ольги, подмигнул ей и сунул в руку упакованный в фольгу кусок торта.
И по его выражению лица она поняла, что это не сатисфакция за разводку в машине, а просто, в его понимании, «они уже подружились». Как говорится, чтобы подружиться на севере, надо спасти человеку жизнь, а на юге надо просто дать закурить.
Ольга села с куском торта в автобус, и он невероятно благоухал. До визита в бергамотный магазин она толком не понимала, что такое бергамот, и только там увидела, что это пахучий апельсин в форме груши. И узнала, что он растет в Индии, Китае, во влажных субтропиках Черноморского побережья Кавказа и в Калабрии. А назван в честь итальянского города Бергамо, где его начали культивировать и продавать бергамотовое масло.
Торт нестерпимо пах. Но было неудобно есть в одиночку. Ольга отдала торт Дине как гостинец в
