заблудитесь, и вечером тут спокойно.
— Что такое «мондонго»?
— Суп из говяжьей требухи. Пальчики оближешь. А еще советую попробовать «санкочо». И «бандеха паиса» заслуживает, конечно же, всяческого внимания. Мне действительно жаль, но я должен вас оставить.
— Давай-давай, езжай себе спокойно и не валяй дурака с извинениями!
Колумбиец, кивнув на прощанье, подождал, пока хлопнут дверцы машины, и не спеша поехал дальше. Джоа и Давид остались вдвоем. Давид открыл дверь в подъезд, и они поднялись вверх по лестнице. Оказавшись в квартире своего друга и сознавая, что остались наедине, они напряженно молчали.
В какой-то момент казалось, что он набросится на нее и она ему уступит.
Но благоразумие взяло верх.
Она улыбнулась ему благодарной улыбкой, выражавшей, что все еще будет.
— Я не стал спрашивать при Хуане Пабло. Ты ей поверила?
Джоа вопрос удивил.
— А почему я должна не верить?
— Странно, что она ничего не знает и ничего не предчувствует.
— Разве она в этом отношении чем-то отличается от других дочерей бури?
— Нет, — согласился он.
— Следовательно…
— Я думал, вдруг ты заметила что-то, смогла увидеть больше, чем было дано видеть нам.
— Нет, эта женщина — откровенна. И я в восторге от нее.
— Эмпатия.
— Возможно. Понимаешь, я видела в ней свою мать и саму себя, какой буду через годы. А я доверяю своим чувствам и интуиции.
Папка с бумагами отца уже лежала раскрытая на столе в гостиной. И пока они обменивались впечатлениями о состоявшейся встрече, Джоа успела разложить их по порядку.
— Не хочешь посмотреть сначала в Интернете?
— Все, делаю последнюю попытку, — кивнув головой на бумаги, констатировала девушка. — И, надеюсь, ты мне поможешь.
— Я не специалист.
Джоа пристально посмотрела на Давида.
— Тебя не удивляет, что судьи не дают о себе знать?
— Они коварны и изворотливы. Они везде. И здесь тоже. — Он указал на стену, на находившийся за ней город. — После того, что произошло в Чичен-Итце, они затаились и выжидают, решили действовать хитростью и не спешить.
— Почему они хотели увезти меня?
— Они надеялись, что ты располагаешь какой-то информацией. С их стороны это был риск. Думаю, этот тип…
— Николас Майораль.
— Да как бы его ни звали! Думаю, у него просто поехала крыша, он потерял чувство реальности. И меня нисколько не удивит, если организация отстранит его от дальнейшего ведения дела.
— Гм, это слово, «организация», звучит как… — Ее передернуло.
— А это и есть организация, — с горечью подтвердил он. — Их центр называется Астрологическое общество имени Альберта Мердока, и штаб-квартира у них в Нью-Йорке.
— Кто такой этот Мердок?
— Его уже нет в живых. Из той же породы, что Гитлер. Он написал книгу «Завтра — здесь», в которой предсказал пришествие инопланетян.
— Ну и что он в ней «напредсказывал»?
— Подобные предсказания многие делали и до него, но у него было две вещи, которые у других отсутствовали: деньги и ненависть. И то, и другое — в более чем достаточных количествах. Мердок — религиозный фундаменталист. То, что он изложил в своем опусе, — не предупреждение, не призыв к бдительности, но призыв к уничтожению. Прославление превосходства земной расы в космосе. Согласно Мердоку, мы являемся чадами Божьими, а все остальные расы, возможно существующие во вселенной, — дьявольские исчадия, намеренные нас погубить. Он не оставляет шансов ни на что — ни на переговоры и понимание, ни тем более на достижение мира и единства. Либо они, либо мы. Кто — кого, до полного истребления. И он основал свою школу. Судьи — его последователи и духовные дети. У Астрологического общества имени Альберта Мердока есть отделения в Париже, Лондоне, Буэнос-Айресе, Йоханнесбурге, Токио, Сиднее… По сравнению с ними наши возможности более чем ограниченные.
— Получается, мы оказались втянутыми в войну.
— Тотальную.
— И мой отец — первая жертва.
— То, что произошло с твоим отцом, — полная загадка. Раз судьи охотятся за тобой, значит, твоего отца у них нет, и в этом случае…
— Давид, я должна тебе кое-что сказать.
— Скажи.
— С момента отъезда из Барселоны у меня ощущение, что за мной кто-то следует.
— Естественно — я.
— Нет. Кто-то еще. Я и с тобой это чувствую.
— Ты замечала что-нибудь?
— Я стараюсь обращать внимание на все, что вокруг меня, — в самолете, на улице… И — ничего. Самое странное — абсолютно ничего.
Давид погладил ее по голове.
Первая ласка после возвращения на землю из мира уичолов.
— Это нервы.
— Нет, я спокойна.
Ладонь Джоа нежно скользнула по щеке Давида, коснулась его губ, ощутила горячий поцелуй и… На столе были разложены ожидавшие ее бумаги.
— Джоа…
— Сама понимаю.
И все — точка. Сосредоточиться стоило немалых усилий.
38
Рисунок с надгробной плитой Пакаля лежал в середине. Рядом — два листка с изображением шести иероглифических письмен, пронумерованных цифрами от 1 до 6. Все остальные бумаги выложены вокруг, как рамка. Они сидели над этим пасьянсом уже минут тридцать, и Давид первым потерял терпение.
— Нет, это всего-навсего рабочие зарисовки, заметки, сделанные непосредственно на раскопках, — высказал он свое мнение. — Поскольку не хватает именно рабочего дневника твоего отца, логично предположить, что свои открытия он записал в нем.
— Мой отец сделал эти рисунки не просто так, я уверена. — Она упрямо поджала губы. — Мне почему-то вспомнились приснопамятные теории Эриха фон Деникена, бывшие в моде в семидесятые годы прошлого века, а потом полностью развенчанные как несостоятельные.
Фон Деникен утверждал, что он, — Джоа показала на рисунок с плитой, — был астронавтом и изображен в кабине своего корабля. Еще он говорил, что наскальные изображения в Паракасе, в Перу, видимые лишь с воздуха, служили посадочными сигналами для звездопланов, а также что исключительная математическая точность, с которой построены египетские пирамиды, своим происхождением обязана высшему разуму. Деникен ничего не доказал, но разбогател на своих придумках. Мы же исходим из
