горящий череп не хуже солнца осветил Кайзерплац. Феликс застыл, пойманный этим красным сиянием, ожидая окрика, которого так и не последовало. Поразительно, как несколько дней способны расшатать укреплявшуюся годами дисциплину.
Еще несколько пылающих черепов прочертили яркие дуги в вышине, рассыпая искры и освещая ночь.
Несмотря на весь ужас происходящего, была какая-то завораживающая красота в этом огне на фоне черного неба.
Теперь было уже лишь вопросом времени, когда мертвецы взберутся на городские стены, и никакие усилия лучников и меченосцев на укреплениях не удержат их. Все в Альтдорфе знали это, но многие не хотели признавать, поэтому в отдельных районах города воцарилась анархия: народ громил магазины и лавки, унося все продовольствие, которое могло бы помочь какому-нибудь спрятавшемуся семейству протянуть еще день или два осады. Граф-вампир как будто намеренно лишал горожан всего человеческого, превращая их в крыс, в падальщиков.
Скорость, с которой так называемые цивилизованные люди приносили в жертву законы и порядок, была поразительной. Тысячи обратились за спасением к Сигмару и другим богам, но не меньше народу кинулось на путь преступлений, обеспечивая себя за счет других. Обычного добропорядочного вора вроде Феликса, для которого существовали понятия профессиональной чести и стиля, подобное падение человечества на дно деградации и отчаяния огорчало безмерно. Ему хотелось хорошенько встряхнуть людей и заставить их увидеть, что их эгоизм лишь приближает победу фон Карстена.
Куда ни кинь взгляд, повсюду он натыкался на признаки смерти. Фон Карстен играл людьми, как кот играет мышью, пока не настало время перекусить. Феликс слышал, как пал Миденхейм от нашествия духов и как войско Оттилии утонуло в океане зомби. Никакое волшебство не убережет Альтдорф. Города рушатся. Рушатся и империи.
Необходимо было выбраться из города до того, как стены падут и поток мертвецов запрудит узкие улицы. Привычки, привитые цивилизацией, не продержатся и нескольких часов в этом гнусном кошмаре – люди станут жертвой темной стороны собственной натуры. Феликс не был воином. Он всегда добивался своего умом и острым языком, а не мечом. Он был жуликом.
Внимание Феликса вновь переключилось на здание казначейства. Вора не интересовали деньги – слишком большую сумму невозможно было вывезти в спешке. Сейчас ему нужны были драгоценные камни, алмазы чистой воды, как ограненные, так и нешлифованные: столько, сколько влезет в карман. Их ценность неизменна в любой части света.
Сторожка пустовала, хотя обычно один только двор патрулировали пятеро зорких гвардейцев.
Феликс с беззаботным видом пересек улицу, борясь с позывом повертеть головой, чтобы изучить обстановку. Секрет был в том, чтобы выглядеть так, будто имеешь полное право находиться здесь. Он заглянул через окошко внутрь сторожки. Огонь в очаге не горел – вряд ли стража появлялась тут в последнее время. Должно быть, все ушли на стены, решил Феликс, радуясь тем выводам, к которым подводил ход его мыслей. Ведь логично, что ввиду столь явной угрозы по ту сторону стены мало кто станет смотреть на то, что происходит по эту.
Он медленно обошел конторское здание, определяя местонахождение входа и выхода.
– Есть много способов ободрать дохлую кошку, – пробормотал Феликс, огибая угол и возвращаясь на Кайзерплац.
Хороший вор всегда учитывает все имеющиеся в его распоряжении варианты, он не рассчитывает только на переднюю и заднюю двери или даже окна первого и второго этажей. Он задрал голову, прикидывая расстояние от крыши до различных точек. Кое-где придется прыгать. Люди, задумываясь о безопасности своих домов, частенько забывают о крышах. Конечно, с учетом скопления стражи на укреплениях проникновение в здание через крышу не самый безопасный путь. Он же не хочет, чтобы его заметил какой-нибудь стражник, пожелавший кинуть взгляд на свой заброшенный дом или решивший укрепить свой дух созерцанием шпилей альтдорфского собора.
Нет, тут слишком велика была вероятность провала, так что вор опустил глаза ниже, на менее заметные выступы и затемненные промежутки между казначейством и соседними домами.
А еще всегда имеется подпол, но один Сигмар знает, сколько граждан некогда славного города уподобились крысам и перебрались жить под землю, в канализацию, считая, что там они в безопасности. С глаз долой – из мыслей вон, хотя, как понимал Феликс, когда дойдет до наступления орд смерти, будет уже не важно, укрылся ты или нет.
Нет, о неприступности здания и говорить не приходится. Впрочем, это ведь не крепость. Здесь всегда полагались на живую силу как на преграду даже для самых прытких воров, о чем в ближайшие дни канцлер Имперского казначейства наверняка пожалеет.
Кроме охранников, здесь должна была иметься сигнализация. Вопрос в том, какая именно. В буквальном смысле сигнализация – это устройство, которое всего лишь зовет на помощь, но с учетом обычной для сверхбогатеев паранойи вполне можно было ожидать, что тут дерзнувшего ограбить имперскую казну ожидает смертельный исход.
К сожалению, время поджимало и не позволяло соблюсти все предосторожности, которые требуются для подобного взлома. У него, образно говоря, были связаны руки. Приходилось забраться внутрь, не задумываясь об изяществе производимой операции. Конечно, афере будет недоставать тонкости, присущей искусному вору, но эффект гарантирован, и никто не пострадает. А это важно. Грубая сила – оружие головорезов; хороший вор пользуется лишь своим умом, а мускулы оставляет дома. Сигнализация, сообразил Феликс, должна быть размещена вокруг канализационных колодцев и на первых этажах. Если бы он ставил ее, то сделал бы именно так. Теперь в городе работало очень мало домушников-верхолазов. Это искусство было давно забыто. В моду вошли грубые преступления вроде групповых нападений или карманных краж. Деятельность по приобретению доходов незаконным путем утратила мастерство. Люди не готовы были работать. Они хотели получать деньги легко и быстро.
Но только не Феликс Манн. Он принадлежал к старой школе. Он был джентльменом удачи. Ценителем преступлений. Специалистом. Он был пережитком, одним из последних истинных мошенников. Его искусство состояло в том, чтобы заставить общество поверить, что его не существует. В Миденхейме он был известен как Рейнард Коль. В Талабхейме его звали Флорианом Шнайдером. В Богенхафене он откликался на имя Арен Леер.
В Кемпербаде он был Стефаном Мейером, а в Мариенбурге – Ральфом Беккером.
В любом городе Старого Света у него было множество имен и множество богатых вдовушек, готовых есть у него с ладони, осыпающих его драгоценными побрякушками ради всего лишь нескольких минут его
