Было, впрочем, понятно, что самой Дороти этого совершенно не хочется.
Вид ворот Бедлама заставил меня вернуться к реальности. Въехав во двор, я увидел знакомые фигуры, выходящие из здания. Это были Минни и Дэниел Кайты. Дэниел своей большой рукой обнимал жену за плечи. Он выглядел задумчивым, женщина – спокойнее, нежели обычно.
Я натянул поводья, и мой конь остановился.
– Доброе утро, – поздоровался я. – Навещали Адама?
– Да, сэр, – ответил Дэниел.
– А я должен встретиться здесь с доктором Малтоном. Он тоже собирался проведать вашего сына.
Лицо Минни озарилось улыбкой.
– Ах, он такой хороший человек! Я уверена, что ему удастся помочь Адаму. По его словам, на это потребуется много времени, но я чувствую, что моему сыну уже сейчас получше.
– Да, – согласно кивнул Дэниел, – он временами даже обращает на нас внимание и прекращает свои бесконечные молитвы, пусть и ненадолго. И начал кушать. Я вот все думаю, сможет ли он когда-нибудь унаследовать мое ремесло?
Мужчина посмотрел на меня молящим взглядом, словно будущее его сына зависело от меня.
– Что ж, возможно, со временем это и случится, – ободряюще ответил я.
– А может, он и не захочет заниматься твоим ремеслом? – запальчиво проговорила Минни. – Я вообще думаю: возможно, наш сын на нас за что-то сердится? Иначе почему он так к нам относится?
Женщина тоже вопросительно смотрела на меня, словно ожидая объяснений.
– Если вы дождетесь доктора Малтона, он постарается ответить на ваши вопросы, – уклончиво сказал я.
Супруги с сомнением посмотрели друг на друга.
– Послушай, Дэниел, – заговорила женщина, – а давай сегодня…
– Нет, милая, – перебил ее муж, видимо заранее зная, о чем собирается просить жена, – мы должны идти в церковь. В эти тяжелые дни мы просто обязаны поддержать нашего викария.
Мужчина перевел взгляд на меня, и по лицу его побежала тень.
– Кстати, как поживает преподобный Мифон? – поинтересовался я.
– Он очень озабочен, сэр. Настали дни гонений. Мы опасаемся, что настоятель соседней церкви, преподобный Ярингтон, арестован. Его давно не видели, и никто из его прихожан не знает, что с ним случилось. Но преподобный Мифон просто в отчаянии! Он говорит, что истинные христиане должны сплотиться и вместе противостоять дьяволу. И он прав!
– Ну что ж, на этом я вас оставлю. Передать доктору Малтону, чтобы он сообщил вам о результатах осмотра Адама?
– О да, сэр! Это было бы очень благородно с вашей стороны!
Они ушли, а я никак не мог понять, как Минни – мать! – могла ставить церковь превыше собственного сына. Если верить ее словам, сын рассердился на них. Значит, тому была причина. Но какая?
Впрочем, гадать было бесполезно. В последнее время все встало с ног на голову. На прошлой неделе арестовали священника. Его вина состояла в том, что во время причащения паствы он проткнул себе палец булавкой, чтобы кровь капнула на облатку. Таким способом он собирался доказать истину таинства превращения хлеба и вина в тело и кровь Христовы.
Я привязал Бытие к специально предназначенной для этого жерди, тянувшейся вдоль длинного, приземистого здания сумасшедшего дома и постучал в дверь. Открыл мне смотритель Шоумс. При виде меня он сначала скривился, а потом с усилием скроил нечто похожее на приветливую гримасу.
– А-а, мастер Шардлейк! – пробормотал он.
– Здравствуйте. Я договорился встретиться здесь с доктором Малтоном.
Смотритель отступил в сторону, позволяя мне пройти.
– Его еще нет, но с Адамом находится Эллен. Мы ухаживаем за Адамом как за родным.
Шоумс старался говорить уважительным тоном, но в его взгляде сквозила неприязнь.
– Хорошо. На этой неделе вы обязаны подать в суд первый отчет. Причем я желаю ознакомиться с его содержанием до того, как вы его отправите. Как Адам?
– Темнокожий лекарь утверждает, что он идет на поправку, хотя лично я этого не вижу. Эллен пытается привести его в гостиную, но его присутствие заставляет нервничать других пациентов.
– Надеюсь, вы ведете себя правильно.
Я уже с минуту назад слышал какой-то шум, раздававшийся неподалеку, теперь же дверь с грохотом распахнулась, и из нее появилась красная, запыхавшаяся рожа смотрителя Гибонса.
– Сэр, – залопотал он, обращаясь к Шоумсу, – его величество буянит! Требует, чтобы починили корону! Вы сможете его утихомирить?
С тяжелым вздохом Шоумс отпихнул Гибонса в сторону и пошел к палате разбушевавшегося безумца. Я последовал за ним. Умалишенный, считавший себя королем, восседал на стульчаке, облаченный в свою лоскутную «мантию». Бумажная корона на его голове действительно пострадала: у нее было оторвано несколько зубцов.
– Почините мою корону! – завопил он, завидев нас. – Вы мои верноподданные, и я вам повелеваю!
Шоумс сорвал с головы полоумного бумажную корону и скомкал ее в своем мясистом кулаке.
– Вот тебе твоя корона! – прорычал он. – Когда-нибудь договоришься до того, что потеряешь свой поганый язык! Заткнись или не получишь ужина!
Безумный старик словно усох, закрыл лицо руками и заплакал. Шоумс вышел из палаты, громко грохнув дверью.
– Это заткнет ему пасть! – удовлетворенно сообщил он Гибонсу и, обернувшись ко мне, добавил: – Вот видите, мастер Шардлейк, сколько у нас дел. Так что я оставлю вас, а вы отправляйтесь к Адаму Кайту.
Дверь палаты Адама была открыта. Эллен сидела на стуле напротив мальчика, закованного в цепи. Жестокая, но необходимая мера: случившееся на Лондонской стене не должно было повториться.
– Ну давай же, Адам, – мягко уговаривала Эллен, – возьми ложку и кушай. Не буду же я кормить тебя с ложечки как маленького! Агу-агу-агу, – пропела она детским голоском.
К моему удивлению, Адам отреагировал на это беззлобное подшучивание улыбкой, которая, впрочем, почти сразу исчезла с его лица. Он взял ложку, миску и под присмотром Эллен принялся есть похлебку.
– Молодец, Эллен! – восхищенно проговорил я. – Первый раз вижу, чтобы Адам улыбался!
Женщина покраснела, вскочила на ноги и сделала книксен.
– Простите, сэр, я не увидела, как вы вошли.
– У меня назначена здесь встреча с доктором Малтоном.
– Да, он должен скоро прийти. А я тем временем пытаюсь рассмешить Адама. Он пока не смеется, но улыбаться, как вы видели, уже начал.
Адам быстро поглощал похлебку, не обращая на меня никакого внимания.
– Я слышала, король внес в парламент законопроект, который запретит женщинам читать Библию? – спросила Эллен.
– Да, женщинам и необразованным простолюдинам.
Она грустно улыбнулась.
– Все возвращается на круги своя. Что ж, может, так тому и быть. Ведь именно в результате нововведений Адам и рехнулся. Его рассудок не вынес их.
Я подумал: «А может, она инакомыслящая и запрет покидать пределы Бедлама вызван именно этим?»
Однако Эллен говорила без всякого фанатизма, даже с некоторой отчужденностью. Я посмотрел на закованную в цепь ногу Адама.
– Эллен, я не знаю, почему вам не разрешено покидать этих стен, но если я хоть чем-то могу помочь, я с радостью сделаю это.
Она вымученно улыбнулась.
– Спасибо, сэр, но я всем довольна.
Выражение ее лица, впрочем, говорило об обратном. Да и как столь умная женщина может довольствоваться жалким существованием в этой убогой обители, куда и новости-то доходят лишь по прошествии многих дней?
