потребовались на приобретение дачи в Каннах.
Путаясь в полах одежды с совсем чужого мне плеча, я приблизилась… жуткое дело… к убийце! Несмотря на ее мотивировку своих поступков, нечего обращаться к ней на «вы».
– Давай сюда картину. Исторически ржавые остатки крюка или гвоздя, не знаю, чем они были в молодости, служили для других целей. И отойди в сторону. Мешаешь.
Картина легко вписалась в выемку, занимаемую стеклянной лампадкой и останками иконы. Алла Вячеславовна Пустовалова медленно опустилась на колени, перекрестилась на картину, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Стрела из лука Амура нацелился преступнице прямо в лоб. Потемневшее в тени лицо Полины казалось зловещим, такое впечатление, что она вот-вот заговорит и речь ее будет состоять из сплошных обвинений. По-видимому, Алла Вячеславовна, оторвав ладони от мокрой физиономии, испугалась больше меня – слишком поспешно колыхнулась в сторону.
Свет вспыхнул так неожиданно, что я невольно съежилась и зажмурилась. Каюсь, в какой-то мере успела отрешиться от реальности, увлеклась общением с преступницей и даже перестала ощущать холод. Глаза распахнулись от дикого вопля Пустоваловой. Вместе с ней, как бы передразнивая женщину, вопило все подземное сооружение. Ей весьма гнусно подвывала Наташка – сдали нервы. В общую убойной силы какофонию вплетались и разносились эхом звуки отрывистых приказов оперативников. Вот где был настоящий спектакль для экстремалов!
Кажется, докторша сошла с ума. Орать она прекратила, но с такой яростью накинулась сразу на двоих не очень плечистых ребят, что оторвали ее только вместе с форменными пуговицами, да и те «с мясом». Потом, пристегнутая наручниками к более бравому парню, она сразу сникла, как будто над ней нависла угроза пришивать все оторванные пуговицы на место, и, не мигая, смотрела на камни противоположной, то бишь наружной стены подземелья, куда указывала стрела Амура. Ну кто бы мог подумать, что клад окажется в таком месте, где никому не придет в голову его искать.
– Ничего хорошего там не найдут, – тихо попробовала я утешить Пустовалову. Лишь бы больше не орала. – Ну подумай сама, зачем было уродовать лицо и лук беззаботного сеятеля любви? В этом наверняка кроется скрытый смысл, мораль, так сказать: стрела из уродливого лука уродливого Амура порождает уродливую любовь у объекта…
На этом я замолчала. Зачем болтать языком, когда тебя никто не слушает? Три человека аккуратно работали, вынимая ослабленные временем камни. Все напряженно молчали. Я почему-то подумала о том, что спать и в эту ночь не придется. Кто-то стянул с меня монашеское одеяние и набросил на плечи другую одежку. Мне и в голову не пришло выразить благодарность. Вот если бы сюда те розовые Наташкины тапки с помпонами из мусоропровода. Меховые…
Тем временем на противоположной стене на высоте примерно сантиметров шестидесяти от пола образовывалась еще одна ниша. Полностью разбирать камни не стали. Один из оперативников посветил внутрь своим фонариком, многозначительно протянул «Да-а-а-а…» и, передав портативный прожектор следователю, отошел в сторону. Тот тоже ничего нового к речи первого осветителя не добавил.
– Ну и что там? Рассыпавшийся в прах сундук с клопами? В стиле «Рококо… ко», – нервно спросила Наташка.
Юрий Сергеевич поджал губы и, склонив голову набок, принял отстраненно-задумчивый вид. Пустовалова начала тихонько рыдать.
– Там? – переспросил следователь Наташку и указал фонариком на нишу. – По всей видимости, там лежит тот самый скрытый смысл или «мораль», о которой тут нашептывала Ирина Александровна.
– Хорошо или плохо сохранившиеся останки настоящего Черного монаха – жертвы своей уродливой, но, хочется верить, искренней любви. Деньги, к получению которых он так стремился, с утратой Полины потеряли для него свою ценность. Вообще, все потеряло ценность… Скорее всего, портрет Полины был украден прадедом Горбенко именно отсюда. Черный монах надеялся, что когда-нибудь Полина вернется во дворец, поймет его раскаяние и простит. Спустя пару веков его рисованная эсэмэска дошла до правнучки Полины в пятом колене.
– Мама дорогая, сам себя замуровал! – ахнула Наташка.
– Не может быть! Этого не может быть. Я сейчас проснусь, и все развеется, – залопотала вдруг Алла Вячеславовна, мигом перестав рыдать.
– Паша, не побрезгуй, там в останках какая-то штучка застряла, похожа на медальон. Так ты ее достань. Сразу оформим протоколом. Место здесь дурное, мало ли – пропадет…
Паша побрезговал, но достал. Действительно – потемневший от времени медальон с потемневшей же от времени цепочкой. Внутри находилась маленькая миниатюра, с которой нам улыбалась жизнерадостная Полина. Совсем девчонка. И до чего ж она была похожа на Веронику!..
Спустя три месяца, мы провожали из Москвы в Копенгаген Лилиану Сергеевну. Толком пообщаться не удалось. Она прикатила из пансионата в аэропорт прямо к началу регистрации билетов и, время от времени отрываясь от мирных переговоров по мобильнику с мужем, дочерью, зятем, коллегами по работе и еще бог знает с кем, сыпала в наш адрес приветами от всех сразу, независимо от факта знакомства с нами. Из отрывочных фраз Лилианы удалось установить главное: в пансионате все хорошо, у Кречетниковой, Чернова и их дочери все прекрасно, у Вероники все замечательно, у Киселя все плохо – Вероника согласилась выйти за него замуж. Ну какой из него граф? Художник Рожков вместе с внучкой черпает вдохновение во Флоренции. У них тоже все хорошо. У Даньки плохо – безответная любовь к Настеньке. Кто бы мог подумать! Сама бедная Настя все так же бегает по ночам в роли привидения, зарабатывая себе на квартиру. Правда, в паре с женихом, на которого возложены должностные обязанности Черного монаха. Даже пожениться некогда. Им, видите ли, свадьба нужна. То ли дело Иван да Ольга: быстренько прибежали в ЗАГС прямо с Леруськой, быстренько расписались и быстренько покатили решать производственные вопросы. Заправляют пансионатом вместе. С большим трудом отстояли прах настоящего Черного монаха: чуть в музей не забрали. Подземный ход отшлифовали – любо-дорого смотреть. Даже установили кондиционеры. «Полина» помещена под стекло и смотрится на своем месте в нише просто замечательно. Легенду чуть-чуть подправили, пробили вход в подземелье из подвала, и теперь Ольга с Вероникой забегают туда по ночам «из XVIII века» профессионально порыдать для отдыхающих над загубленной жизнью Черного монаха… Винтовая лестница ликвидирована, люк запаян, а вот проход между подсобкой и бывшим нашим номером оставлен. Выход к роднику имеет настоящую металлическую дверь. Надежную, с точки зрения запоров. С доктором Пустоваловой тоже все хорошо, в смысле, хорошо сидит. Я было пыталась посочувствовать ее больному внуку и получила очень неприятное известие – внук у нее появился на свет только недавно. Да и то – двоюродный. Ему еще и месяца нет.
Мухатская от сидячего образа жизни поправилась и стала поразительно правильно предсказывать клиентам прошлое, настоящее и будущее. После погрома в ее комнатах, устроенного Пустоваловой, компромат она больше не нарывает. Как оказалось, у Таисии Михайловны имелось досье на Горбенко и его предков, проживавших когда-то в Звонаревке: Роман был женат, бывшая жена, Пустовалова Алла Вячеславовна, – медсестра по профессии. Вот только ясновидящая из-за обилия общего количества интересной информации не обратила внимания на то, что, во-первых, Горбенко давно уволен, а посему интереса не представлял, во-вторых, его бывшая жена не имела медицинского образования. Ради трудоустройства в пансионат, Алла Вячеславовна купила диплом врача.
Полчаса общения с Ляной ненадолго вернули нас в те кошмарные дни отдыха (подумать только, и всего-то четыре дня!), от которых мы с Наташкой долгое время после возвращения домой не могли отоспаться. Муж понял это по-своему: привыкли от безделья дрыхнуть сутками напролет, вот никак и не войдем в график. Надо же было чем-то отбиваться от моих претензий. Пензенская «фольклорная бригада» так и не приступила к работе на наших дачах – переметнулась на выполнение более выгодного заказа. Спрашивается, за что мы с Наташкой «отдыхали»?
Со временем память услужливо сгладила все неприятные, а порой и ужасные моменты поездки. Вспоминаются исключительно веселые, легкие эпизоды – в стиле рококо. И только при виде парящего в небе дельтоплана в сознании отчетливо всплывает пухлый, но злобный Купидон – дитя порока с уродливым луком, заряженным убойной стрелой дальнего прицела, прямо из XVIII столетия. Но, к счастью, это случается крайне редко. Есть надежда его забыть.
