– А вы можете включить только сигнализацию на взлом?
– Нет, все включается одновременно: и на взлом, и на движение. Беретесь просидеть здесь всю ночь не шелохнувшись?
– Ну разве что в позе фарфоровых статуэток. Неужели нельзя позвонить в полицию и сказать, что вы задержитесь здесь сегодня допоздна?
– Ну, я попробую…
– Вот и попробуйте. Сколько раз к вам проникали неизвестные?
– Трижды. Месяц назад, затем через десять дней, затем еще через неделю.
– Понятно.
Джаич продолжал наполнять помещение клубами табачного дыма. Впрочем, нам не было предложено ничего прохладительного, и это могло послужить им неплохим наказанием.
Отправляясь «в ночное», мы захватили с собой пива и бутербродов. Саймон остался дома. В виде компенсации я открыл ему деликатесных собачьих консервов. Прежде чем скрыться в помещении лавки, Джаич с тоской поглядел на вход в пивную.
Юрико показал нам, где находится туалет, и пожелал спокойной ночи.
– Ты, вообще-то, собираешься сегодня почивать? – поинтересовался я у Джаича.
– Зависит от обстоятельств. Держи. – Он передернул затвор пистолета и протянул его мне.
– Почему я? А ты?
– У меня имеется оружие и покруче. – Он потряс над головой скакалкой.
– Что-то новенькое. С каких это пор скакалка круче, чем пистолет?
– Смотря в чьих руках.
Он развалился в кресле в кабинете у Юрико, а я принялся расхаживать по большой комнате, разглядывая иконы, книги и фарфор. Пистолет я осторожно положил на одну из стеклянных витрин.
– Может, расставим фарфор на подоконнике и постреляем? – предложил Джаич, наблюдая за мной через распахнутую дверь.
– Очень смешно, прямо обхохочешься, – угрюмо отозвался я.
На некоторых иконах снизу имелись надписи: «Воскресение – сошествие во ад», «Параскева Пятница», «Троица ветхозаветная», «Никола Зарайский», «Чудо Георгия о змие», «Богоматерь Одигитрия Смоленского»… Печальные святые с укором глядели на меня, словно именно я был повинен в отлучении их от стен родных соборов и монастырей.
Насмотревшись на культурные реликвии, я занялся разглядыванием пистолета. Он был тяжелым, холодным и внушал к себе уважение.
– Ты там здорово не шастай, – крикнул мне Джаич. – Еще, чего доброго, спугнешь добычу.
Я побрел к нему. Оказалось, он уже успел вылакать три банки пива.
– Только не кури «Партагаз», – попросил я его. – Преступник учует нас за три версты.
– Ерунда. Вот свет действительно включать нельзя. Придется сидеть в темноте.
– Ничего страшного, если учесть, что почитать все равно ничего не захватили.
Я рухнул в одно из кресел и попытался вздремнуть. Сумерки сгущались. Время от времени было слышно пивное бульканье Джаича.
– Ты подумай, из-за кого приходится шкурой рисковать, – проговорил я. – Эти Сосланды только тем и занимаются, что помогают разбазаривать достояние страны. Все эти иконы, книги, фарфор…
– А таких Юрико знаешь сколько? – подал голос Джаич.
– Завтра узнаем.
– Узнаем только о берлинцах. А по всему миру? Я бы их, честно говоря, саморучно… – Он замолчал.
– Поразительно! Нам приходится решать проблемы людей, которые по нашему же собственному мнению совершенно этого не заслуживают.
– Ничего не поделаешь. Ведь частный детектив – та же проститутка, лижет задницу тому, кто платит.
– Я сам – человек маленький, – упрямо продолжал я, – и хотел бы помогать маленьким людям. А задницы лизать – удовольствие спорное.
Мне вспомнилось пение Джо Коккера.
– Забудь об этом. У маленьких людей никогда не хватит средств, чтобы с тобой рассчитаться.
– Послушай, Джаич, – воскликнул я под воздействием внезапного порыва. – Давай поклянемся, что, если это будет в наших силах, если выбор будет за нами, мы станем помогать только тем, кто этого достоин.
– О'кэй, – согласился он. – Клянусь, потому что знаю, что выбора у нас не будет никогда. А теперь заткнись. Мы должны довести до конца это дело.
– Представь, что их выслеживают патриоты? – не унимался я. – А мы, дураки, в свою очередь устраиваем на них облаву.
– Не думаю, – отозвался он, – патриоты вели бы себя совершенно иначе. Для начала они бы вынесли
