– Оказывается, она гладиолусы терпеть не может. Какой удар для бедняги Гройпнера! Так что она торжественно вручает их вам. А в ответ предпочла бы получить желтые розы.
– Договорились, – воскликнул я с энтузиазмом. – Вы еще долго пробудете в Берлине?
Я задал этот вопрос, глядя Изабель прямо в глаза, но предполагалось, что в роли переводчика вновь выступит Бреме. Однако неожиданно Изабель ответила по-русски, старательно выговаривая слова:
– Я буду в Берлине еще один день. Потом возвращаюсь в Париж.
– Откуда вы знаете русский? – поразился я.
– Моя мать была компаньонкой русской графини.
Мы договорились, что я разыщу ее с помощью Карлхайнца Бреме.
Я накоротке пообщался с работником Дома русско-германской дружбы, тыча ему в морду гладиолусами и одновременно выясняя, у какого выхода я имею больше шансов вручить блистательному Амарандову этот букет. Оказалось, что выход на улицу здесь только один. Это значительно облегчало задачу.
Вскоре появился Амарандов, которого поджидал сверкающий боками огромный «Мерседес». За рулем восседал бритый наголо парень в темных очках. Темные очки слегка сбивали с толку, поскольку был уже вечер.
Я швырнул гладиолусы на заднее сиденье и поспешно завел двигатель. На машинах уже были включены габаритные огни, а у меня, между прочим, замечательное зрение, и я по форме и яркости великолепно могу отличить одни габаритные огни от других. Так что я позволил им немножко вырваться вперед, памятуя о том фиаско, которое потерпел во время слежки за Гройпнером и Бреме.
По приемнику я поймал Дизи Гилеспи. Его музыка удачно гармонировала с силуэтом переливающегося неоновой рекламой ночного города.
Вскоре мы оказались на улице «17 июня», где уже выстроилась интернациональная фаланга молодых девиц в неглиже, и я даже успел приметить свою прелестную мулатку, возле которой как раз останавливался носатый очкарик на кабриолете. Но Амарандов и бритоголовый проследовали без остановки мимо всех выставленных напоказ прелестей и свернули куда-то влево. Пришлось – не без некоторого сожаления – проделать тот же маневр. Потом мы долго неслись по дороге, с обеих сторон к которой подступал лес. Я еще не очень хорошо ориентировался в Берлине, и у меня сложилось впечатление, что мы уже давно выбрались за черту города. Наконец, появились какие-то строения – одно-, двух– и даже трехэтажные виллы. Мы еще немного поколесили, прежде чем остановиться в конце небольшой улочки, упиравшейся в лес. Разумеется, я запарковался метров в тридцати от них.
«Мерседес» въехал во двор, под специальный навес, и огни его погасли. Я выбрался из машины и прошелся, попутно разминая ноги. Улица называлась Пауль-Людвиг-Штрассе. Я вернулся к машине, включил лампочку в салоне и, углубившись в изучение подаренной карты, убедился, что мы все еще в Берлине, в районе Ванзее.
Чувствовалось, что народ здесь живет не из бедных. Напротив вилл вдоль дороги выстроились «Роллс- Ройсы», «Порше», последние модели БМВ, «Мерседесов» и даже парочка «Феррари». Я покрутился возле дома, во дворе которого скрылись Амарандов-Дервиш-Шаман-Колдун и его бритоголовый спутник. Дом был двухэтажным с мансардой. Как уже упоминалось, с одной стороны к нему примыкал лес, с другой – проходила линия С-бана, и лишь справа, если стоять к нему лицом, имелся соседний участок. Свет горел только в двух окнах второго этажа и на мансарде. Первый полностью утопал во тьме.
Ни на доме, ни на заборе я не обнаружил номера, и мне пришлось сделать небольшую пробежку вдоль улицы, чтобы вычислить его. Номер пятьдесят четыре. Больше здесь нечего было делать.
Я посидел в «Твинго» с развернутой на коленях картой, соображая, как лучше всего отсюда выбраться. Что бы ни случилось с Джаичем, а адреса нашего он им не выдал, иначе мне бы давно уже пришел каюк. Только вот вопрос, кому «им»? В причастности танцора к делу антикварщиков я совершенно не был уверен. Нельзя же всерьез подозревать человека лишь на том основании, что в его репертуаре имеется танец шамана.
Я медленно поехал вдоль улицы. Черт побери! Мне бы давно уже следовало убраться из Берлина подобру-поздорову. Причем, особенно актуальна вторая часть присказки – поздорову. Но все же что-то держит меня. Страх перед Лили? Вряд ли. И неожиданно я понял, что подсознательно уже давно стремился к этому. Что в моей одинокой и неустроенной жизни как раз подобного-то и не хватало – эфемерности, иллюзорности существования, что ли. Погруженный в окружающие меня дивные реалии, я ощутил себя… наполовину фантомом (наполовинутроллем, наполовинумалышкой). А это в свою очередь давало ощущение внутренней свободы. Ощущения внутренней свободы – вот чего мне всегда не хватало! И из-за этого я завидовал Джаичу. А теперь я тоскую по этой кагэбэшной роже.
Я выбрался на шоссе и понесся к центру города, выхватывая фарами очертания деревьев. Сегодня я не вернусь на улицу «17 июня». Сегодня я в этом совершенно не нуждаюсь.
На следующий день мне неожиданно встретился в городе мой старый приятель Серега Бобров. У нас в компании его называли Бобо. Честно говоря, именно его я меньше всего ожидал здесь увидеть, поскольку он уже много лет всерьез занимался йогой, был совершенно, как говорится, не от мира сего и должен был бы иметь самое отдаленное представление о таких понятиях, как виза, вид на жительство, таможенная декларация и т. п.
Я еще находился под впечатлением утреннего разговора с Горбанюком, когда он, поинтересовавшись для порядка, как поживает машина, сообщил следующее:
– Четвертым оказался Анатолий Косых.
– Черт побери! – Я облизнул пересохшие губы. – Бедняжка Косых таки осталась вдовой!
Правда, как ни старался, мне все же не удалось испытать по этому поводу большого огорчения.
– Снова звонила фрау Сосланд, – продолжал Горбанюк. – Закатила очередную истерику. Кричала, что связалась с проходимцами, которые только и думают, как бы содрать с клиентов три шкуры, не ударяя при этом пальцем о палец. Юрико уже закрыл магазин и находится в бегах. Если подобный звонок повторится, я буду вынужден дать ей твой номер телефона.
– Только попробуй!
– Мне кажется, было бы гораздо хуже, если бы она добралась до Лили.
