же говорил уже. Они были у директрисы в кабинете, вместе с другими документами и личными делами. А я решил валить, и мне нужны были мои документы, это ясно. Все документы. Тошик сказал уже, что у нас в санчасти шёл ремонт, и это было в тему, - я случайно, когда мы таскали оттуда мусор там всякий, надыбал ящик с медицинскими картами, и как-то так вот свою карточку решил посмотреть, просто так, безо всякой мысли, а пока я её смотрел, я и решил свалить…
Я, наверное, не буду объяснять, почему я так решил, - ладно? - а то мы так год будем рассказывать, а до главного так и не дойдём. Ну, вот, - и я уже знал, что свалю, но ведь документы! Конкретного плана, как их у директрисы увести, у меня не было, но ведь я решил, - чем это не план, - само решение, это ведь уже тоже план, так ведь? Ну, а раз решил, значит надо действовать. Только так, - это не только Вадим так живёт, Шурик ведь тоже так жил, - все настоящие так живут, а я тоже хочу стать настоящим…
Слоняюсь я, короче, по инкубатору, по нашей спальной половине, слышу, в душевой вода шумит. А у нас душ был в самом конце этажа, за ним уже была малышовая рекреация, только ход туда был заколочен, так что получалось как бы тупик. И я думаю: - вот ведь гадство, опять какой-то олигофрен воду не закрыл! Пустяк это, ясен перец, но кипиш мне не в тему был, ни по какому поводу. Да, я забыл ведь сказать, у нас и так намечалась какая-то проверка, из ОБЛОНО, что ли, да не важно, - одним словом, мне, с этим моим «планом без плана» кипиш был нужен, как… как зайцу триппер (во, Вадим, а это как тебе, - это не штамп ведь?). И я зашёл в душевую, просто зашёл, - что там к чему посмотреть…
Посмотрел, блин, - Тошик там вешался… Как же! Вешался, - Антон уже повесился. И всё очень даже просто: труба, верёвка какая-то… Но то, что он жив ещё, это я сразу понял, он дёргал ногами, - пятки били по мокрому кафелю, - руками Тошик делал такие движения… как будто плыл по-собачьи, - хм, плыл, это он щас у нас чемпион, а тогда он плавать и не умел вовсе, - ну вот, руками Тошик как в воде двигает, только очень быстро, а голова на грудь наклонилась… и страшно так, что аж…
(Тошик, прости меня, - прости за то, что я сейчас напишу, я этого тебе ещё не говорил, даже в «Доме гимнастов» у Мурзика-Тузика, даже когда мы с тобой думали, что всё уже, конец нам, что вот и наш черёд пришёл на «снаряды» отправляться…).
И я срезал Тошика… Срезал своим ножом от “Shokuroff”. Этот дорогой нож-автомат, это единственная память у меня от Шурика, это его подарок, и это память о нём… Этот ножик, с клинком скованным вручную из редкого мозаичного дамаска, похожий на каменные ножи древних людей, он и сейчас у нас память, забрал его Вадим у Мурзика-Тузика, нож этот сейчас стоит на катана-какэ, среди Вадимовых клинков, и Вадим говорит вот, что среди этих мечей, на которых слава, в которых Честь и Достоинство настоящих людей, там этому ножику самое место…
Ну, вот, - срезал, значит, я Тошика. Я не думал, когда нажимал на кнопку выброса лезвия, не думал, когда перерезал эту верёвку. То есть, совсем не думал, - но вот когда Тошик упал мне под ноги, я начал думать. И ведь вот что я подумал первым делом: - идиот ты, Титов, каким идиотом был, таким и остался! На кой тебе это? Ну? Повесился пацан, и хрен бы с ним, а ведь то, что ты его снял, так это же ещё больше проблем, чем если бы просто уйти себе по-тихому…
Прости, Тошик. И ты, Вадим, тоже прости… Я тогда не был настоящим, я тогда думал лишь о себе, но ведь после смерти Шурика мне, вроде, и не о ком как бы было думать, - но это всё чухня, это не оправдание, - я ж понимаю, для настоящего человека это совсем не оправдание…
А, Вадим… С лёгким паром. Позвони Тошику, чо он там себе думает… Ладно… Ну конечно же можно, почитай… Да… Да ладно, Вадим, я в порядке, я не знаю только, - Тошик ведь про это тоже не вспоминал, про душевую эту блядскую… И похую… Да поебать, и так весь дом на мне, а тут ещё ни сматерись, ни хуя!.. Да не буду я это удалять, пускай себе читает, чемпион акульский… И вообще, это же ведь самый русский язык и есть! Вот прикинь, Вадим, вот ведь только по-русски так только и можно, - чтобы из одного только слова целые предложения составить, и всем всё понятно будет… Хм, пример тебе. Пожалте вам пример, Вадим Палыч: «Нахуя дохуя нахуярили?! Расхуяривай нахуй, к хуям!»… Ржёт, понимаешь… Да не сам я это придумал! Не помню, услыхал где-то… Во! Это ж когда мы с Тошиком на «Зелёном» рынке, в Екатеринбурге тёрлись, точняк! Вот ты не любишь рынки, а там прикольно, и не так уж плохо, а хачики тамошние, - так ведь иногда ничо попадаются, и кормят даже даром. Помню, были такие два брата, - Ахмед и… Блин, забыл как второго… Ахат, что ли, - так они классные дядьки были! Прикинь, Вадим, - работать приходилось мне, - аж с ног валился! - но ведь и денег дадут, и покормят до отвала, и ещё с собой апельсинов дадут или там винограду даже, - это в обязаловку!.. Да нет, так-то никто не приставал, не обижал, один раз к Тошику какой-то мудень прицепился, тоже чурка… Из-за пустяка какого-то, - спьяну, что ли, я-то сам не видел, - так Ахат этого козла там же и затоптал, еле оттащили, Тошик ведь там всем нравился… Пуштуны они. С Афгана, - ё-моё, Вадим, они там с десяти лет воевали, прикинь! Вот ты бы с ними общий язык нашёл бы, - и без разницы, что они хачи… Да всякое рассказывали, - ну, Ахмед, который, - второй-то не очень по-русски, да и вообще, Ахат этот, второй, молчун какой-то был… Не знаю, Вадим, мы ж с Тошиком к Мурзику-Тузику загремели…
Ладно, Вадим, ты иди, мне тут ещё надо рассказать чего дальше у нас с Тошиком в душевой этой было, и в палате потом… Ага, ладно…
Во-от, значит, лежит у меня в ногах этот пацан, кашляет, - ну, кашляет, - хрипит скорее, я там всякую херню себе думаю, и тут Тошик в себя приходить начал. Я над ним на корточки присел, трогаю его за плечо, хочу, значит, повернуть его… И Тошик окончательно очухался. Ну, и началось. Что? Всё началось. Истерика у Тошика началась, и с неё началась наша любовь, - без Вадима ещё, - но началась, - и началась наша новая жизнь, - моя и Тошика, - да и у Вадима началась новая жизнь, хотя Вадим об этом и не подозревал пока.
Я пацана рассмотрел, наконец-то. Успел. А потом не до того стало, - мне пришлось Тошика схватить, он же на меня с кулаками, молотит меня по груди, и я его схватил, и тут же в него и влюбился… Прижал его мокрого от воды, слёз и от… мокрого, короче, я его к себе прижал, держу крепко-крепко, он дёргается, потом затихает… потом плакать начал, и я чувствую, что теперь этот вот пацан в моей жизни будет самым важным человеком. И так и стало, так и есть, - Тошик самый важный, а Вадим самый главный…
Ну, я Тошика успокаивать и не пытался, я уже такое состояние видывал, приходилось, я и сам бывал в таком же состоянии, и я знаю, что в таком состояние человека толком и не успокоить, надо ждать. И надо просто рядом быть, обнять там, - ну, вот как я там Тошика обнял, - а я обнимаю его, он затихает помалу, и… и моё сердце бьётся с его сердцем вместе так, как будто…
Потом я его утащил к себе в палату, забежал только к ним, взял его сухие треники и футболку, и сразу же переодел его, и он начал говорить, и всё рассказал мне, что ночью было, хотя это ведь он мне сразу же начал говорить, когда только в себя пришёл и на меня с кулаками бросился, - нет, не говорить и не орать, - а шептать, хрипло, с ненавистью ко всем, - и ко мне у него в тот момент лишь ненависть была… Но об этом пусть уж он сам, если захочет.
Вот, а потом уже, в палате, на моей кровати мы с ним поговорили, и пока мы говорили, к моему «плану без плана», прибавилось ещё одно решение: - Тошик будет со мной. И всё. Я ему так и сказал, а он… Да не важно, - я сказал и всё, - я тогда главный был, - Вадима же мы ещё не знали тогда. А Тошик смотрит на меня своими синими-пресиними глазищами, я в них вижу, в его тёмно-синих глазах, что он мне верит, и боится, и верит, и хочет верить, и что это у него не потому, что выхода у него нет, кроме как снова в петлю. Он мне ВЕРИТ, - ясно? И я сдохну, сука, - ясно? - но эту веру… Я живу для этой веры, - ясно?.. И ещё: я так же верю Вадиму, а Вадим верит нам с Тошиком, и все мы трое живём этой верой, она наш стержень, основа нашей Любви, - это такой клинок в три лезвия в наших душах, один полный набор-дайсё, - тати, вакидзаси и танто…
ВАДИМ!!! ГАДОСТЬ!!! Я тебе скоко раз?! Я ведь рожу когда-нибудь так! Чо в самом-то деле! Подкрался, испугал до смерти, сижу тут, пишу тут, а он испугал чуть не до смерти и, - во! - доволен!..
Ну, всё. Кранты щас кому-то… Кому? Не догадываешься?.. Ой!!! У-у-у… Не-не-не! Ой-ёй-ёй, всё-всё- всё!.. Ну-у… Ладушки, подождём… пару там годиков подождём, потом я тебя… я тебе… я… у-у, сначала испугал до смерти… м-м-м… я, понимаешь, чуть не родил… а сам целоваться лезет потом… Ты чо? Ну, чего ты перестал?.. Ой, да потом ты почитаешь… Э-хе-хе…
Спасибо, Вадим. Правда. Ты же знаешь, как твои слова для меня, что они для меня… Нет, теперь я не хочу целоваться… Да, значит, такие новости. Да погоди ж ты! Я хочу, всегда хочу, я просто допишу ещё кое-что, а ты давай-ка, вызванивай чемпиона, пора ему с английским его уже… Да мне-то по! По самое это… Самого же тебя в школу вызовут, тебе того надо?..
