- А? Я опять не понял ничего, ты или жестами давай, или говори медленно.
- Я. Тебя. Люблю. Понял?
- Это понял, - счастливо смеётся Попрыгун.
Да, хорошо, и с Женькой хорошо, и с Митькой хорошо. Разве мог я подумать, что можно всё это вот так вот, чтобы и любовь, и хотелось, и по-настоящему, и навсегда. Ясен перец, в детдоме я такого подумать не мог, а в подвале этом, на вокзале в Кургане, в бригаде у Корженя, и подавно. Хм, Малайку он трахал, а я так думаю, что больше он вид делал, что эту Юльку-Малайку он трахает, а как же - пацан ведь! Крутой, куда там на хуй… У него и не стоял-то наверно, клей же вечно, да потом он и на иглу подсаживаться начал, все там так кончают, если не грохнут до этого, или ещё чего, похуже… Ну, этого мне и не узнать бы, чего там похуже могло быть, как раз меня-то они бы толпой на берегу бы и грохнули, если бы не Митька. Да, Митька…
…Выслушал он тогда в машине все мои признания, что со мной в детдоме творили, и почему я подорвал оттуда, и говорит: - Гордись, Ил, - тогда он так меня впервые назвал, а я понял, что так теперь меня зовут, и это теперь моё настоящее имя, и я им буду гордиться. А потом дошло до меня! Ты что, Дима?! Чем гордиться-то мне? Тем, что ты не сломался. Я, Илья, вот про себя не уверен, если бы мне было десять лет, и я бы попал в такую кашу, не знаю, право, не уверен… Да ну, Дима, ты ж вон какой. Митька хмыкнул, и всё, и больше мы ни разу с тех пор к этому не возвращались, и не вернёмся, не вспомним никогда, сто пудов уверен я, хоть Митька и не сказал ничего такого, мол, забыли, типа того… Ладно, приехали мы в гостиницу, а я уже понимаю, что Митьку люблю, как не знаю кого. И какое было испытание вместе с ним спать ложиться, - вместе, одна же там кровать была. И то, что он мне предложил, что он хочет, чтобы я его братом был, и как оно всё будет… Короче, не могу уснуть. Митька поворочался, и уснул вроде, и проснулся тут же. Не спишь? Нет, Дима. Тащи сигареты. Сидим у окна, курим. Я в свете от фонаря вижу его тёмные волнистые волосы, его широченные плечи, думаю… Ни хуя я не думаю, боюсь я аж до судорог, что это всё снится мне. А он бычок выкинул, и говорит: - Всё, хорош, одевайся. Ну, вот, - думаю, - вот и всё, кончился сон. Одевайся, Илья, чего сидишь, не могу я здесь больше, поехали из этого Кургана, если спать захотим, то по дороге в машине поспим. Я пулей одеваться, а самого руки дрожат, ну, думаю, ещё вот раз только напугай меня так, и я тебя ночью прибью, и сам удавлюсь! Это, Дима, а у меня вот пятьсот рублей тут есть. И что? Не знаю, может, нужно чего? Хм, много чего нужно, и тебе, Ил, в основном. Одежда, учебники, репетиторы… Кто такие ещё? Учителя, которые с тобой будут заниматься, отдельно и специально, пока ты в школу не пойдёшь. В школу?! Ебать!.. Больше чтобы не слышал. Есть! Хм, есть… И тут на меня понимание всего и накатило, - всё, это же всё с нуля, и… Дима, вот ты хочешь, ну, чтобы братья, да? А как же твои родители, они же ведь знают, что братьев скоко у тебя! Да, именно репетиторы, в первую очередь по русскому языку, и самые лучшие… - задумчиво усмехается Митька, - Ил, у меня одна мама. Так вышло. Так что ты не беспокойся, ты будешь моим братом только по отцу, да, и вот ещё, как тебе такая фамилия: - Туманов? Это ты, Дима, - Туманов? Это мы, Ил, - Тумановы. Да? Ладно, покатит, но если меня кто Туманом, каким-нибудь, как овчарку одну, вот только если назовёт, то я тогда сразу в морду! Это уж как тебе угодно. А отчество? Павлович. Ну… тоже ничо. Павлович. Очень даже. А меня по-настоящему как, я тогда тебе, Дима, и не скажу, только же у меня ведь и ни справки о рождении, и ничего, вообще ничего. Решится всё это, Ил, всё, пошли в машину нашу, ничего не забыл? Всё забыл, Дима, ничего не помню, всё с нуля! Митька рассмеялся, и меня обнял, а у меня сердце чуть не остановилось, а потом мы пошли в нашу Импрезу, и уехали из этого Кургана…
- Да, я понял, Митя, хорошо… Это, Мить, ты дядю Сашу поздравь там от меня… Кто, я? Да ну, какой же из меня крёстный, да и… Хм, ладно, там видно будет… Хорошо, ждём.
Я думаю: - нет, ну правда, какой же из меня крёстный отец? Да и Митька сам к этой всей церковно- поповской ерунде относится, как… как к ерунде. Ладно. Так, ну, Женька впился в телевизор, на экране то Nickelodeon то Jetix, это по жизни главные его каналы, со всеми этими отстоями, что там дурью маются. Попрыгун сидит у меня в ногах, смотрит на этих совсем уж неживых отпадков, за уши не оттащишь. А если ногой его вот так вот пощекотать? Ишь ты, сердится…
- Да ты отстань, Илья, я же тебе не мешаю, когда ты вон читаешь, например, или там ещё чего такого делаешь. Не мешаю ведь, почему ты всегда мне тогда мешаешь? Когда я мультики смотрю, например.
- Этого ещё не хватало, чтобы ты мне мешал! А вот это не мультики, а я не знаю что.
- А что это тогда? Как же это не мультики, смотри, вон же, это же Человек-Паук, видишь?
- Муха навозная, опарыш варёный, таракан ошпаренный, тоже мне паук, муха-цокотуха, блин, отпадок, смотреть такое, как же… - бормочу я, закрыв лицо ладонью, жалко, что одной, вторая же наполовину в гипсе…
А Попрыгун знает, что я щас какие-нибудь гадости говорю, он глухой, но не дурак же он, не то, что некоторые, с гипсом, которые. Но у Прыгуна почему-то нет желания драться, а может быть, он и правда, опасается за мою руку, да нет, не в этом дело, просто ему охота поласкаться, вот он и лезет мне под руку, обнимает меня за грудь, смеётся потихоньку мне в шею. Если я когда-нибудь увижу, что Женьку посмеет хоть какая-нибудь блядина обидеть, то я могу эту блядину запросто ведь тогда и грохнуть…
- Хм, Попрыгун ты, ласкучий… Женя, дай-ка, пусти меня, я в туалет пойду.
- Иди. Постой! Илья, а ты как?
- Не понял. Что, - как?
- Балда, ну, как, по-большому?
Я встаю с дивана, несколько растерянно смотрю на Женьку, хм, не понял… А тот опёрся башкой на руку, смотрит на меня хитро-хитро, блин, опять какую-то хохму задумал.
- А тебе-то чего? - подозрительно спрашиваю я.
- Так ведь это! Если ты по-большому, а у тебя рука сломана, так ведь как тогда? Тогда так, давай я тебе того, помогу там, бумажку там оторву, ха-ха-ха!
Женька переворачивается на живот, роняет вихрастую башку лицом в ладошки, и задыхается от смеха. Смешно. Гадость. Сочтёмся.
Пока я там то, да сё в туалете, возвращается Митька, - я слышу, как он заходит, они с Прыгуном чего-то обсуждают, пол дрожит даже в ванной, так Попрыгун скачет. Интересно, чего там такое? Щас, руки помою…
- Ты там утоп, что ли? Быстро я, да, Илья?
- Д’има, он т’ам вер’овку прогл’отил! Вер’овку, д’а, Ил’я? Ха-ха-ха!
- Илья, да не тронь ты его! Он же этого и добивается, не понятно, разве…
- Живи, козявка. Ну, как там?
- Там так, как и положено быть. Блин, Илька, еле удрал, жаль, конечно, давно все вместе мы не собирались.
- Наверстаете, это как здрасьте. А чего здесь Попрыгун скакал, как жеребец? Ты чего тут прыгал, козявка?
- Я не… Ладно, я тебя потом, завтра, или ещё когда, а ты смотри, Илья, что мне Дима дал, а только я тебя потом всё равно…
- Ничего себе. Митька, ты от Прыгуна заразился, что ли, тащишь домой всякую… что это такое, вообще, что за… конструкция?
- Хм, Илюшка, я и сам не понял, пока Хохол не объяснил. Это, видишь ли, штопор.
- Врёшь. То есть, я хотел сказать… один чёрт, врёшь, Митька.
- Вот ведь! Штопор, говорю же тебе. Смотри, Женя, дай-ка… смотри, сюда, что ли, бутылку суёшь… ну да, это же вот под донышко резинка положена…
- Мда. И что?
- Ну… Вот, потом, значит, эту штуку крутишь, наверное, это сам штопор и есть, и…
- Дим, это устройство надо в реале испытать, только шлем надеть надо. Шестерёнки, блин, как на Харлее, даже моя Ямаха отдыхает. А этот вот рычаг зачем? Погоди, наверное, это чтобы пробку вытаскивать, когда штопор вкрутился…
- Точно, Ил! И ни шиша сложного… в общем-то. Понял, Женя, какие наши предки были затейники? Держи, Жень, только на ногу не урони, хватит с меня Илюшки с его рукой.
- Д’има! Сп’асибо!
И Женька, сунув мне этот механизм, лезет к Митьке целоваться. Хм, а я что, - рыжий? Я не рыжий, я
