- Потрясающе! Живая иллюстрация по социальной психологии! Полное, беззаветное растворение рецессивной личности в доминантной особи… А если бы я тебе сейчас, Илька, при нём, коньяку бы налил, а? Чего бы тогда? Спился бы тогда Прыгун наш, сто пудов, спился бы.
Ёлки! А ведь Прыгун-то всё понял! Ржёт Женька, аж слёзы градом, Митьке кулаком грозит, меня за ногу щипает…
- Я н’е хочу! И Ил’я т’ожэ нет! Мы не п’ём, Д’има! Ха-ха-ха! Ил’я у нас и т’ак, бес кон’яка того!
- Чего, - того? Попрыгун ты, попрыгунский! Того…
- Того, того, Ил, прав Жека… - Митька собирается, было, начать, наконец-то, делать мне выволочку, да тут опять звонит телефон, ну, класс, это уж совсем, ой, как кстати…
- Петрович! Здоров будь, ещё раз… Да… - Митька кивает нам с Прыгуном, и уходит с кухни.
Женька смотрит на меня, хлопает себя по плечу, - погоны? - спрашивает, - Петрович? Я киваю, Прыгун трёт большой и указательный пальцы, - бабки… Я отмахиваю двумя пальцами у себя перед носом, вперёд и в сторону, - да пошёл он!.. Прыгун тут же зажимает уши ладошками, качает головой, машет мне указательным пальцем, - ну да, я ж сам ему материться не разрешаю. И он не матерится, вот бы мне Митьку бы ещё отучить…
Лёгок на помине. А чо довольный-то такой?
- Ты чего, Дим?
- Да я, понимаешь, Петровичу рассказал, какого ты на этом «лежаке» завалился…
- Ну, - хмуро говорю я.
- Гну! Он в восхищении, представь себе! Говорит, что прав он, будет из тебя толк, и, знаешь, Ил, он прелагает тебе к ним в кросс записаться, созрел ты, говорит.
Созрел я, значит…Да нет, это лестно, очень даже, и зимой там гоняться можно, да и пацаны там суперные… но…
- Это… Нет, Митя. Погоди! Ну… Нет, я не хочу. Ты уж там поблагодари его, вежливо там как-нибудь, но - нет. Мить, пойми, не хочу я соревноваться ни с кем, ну, с самим собой разве что. Что ж, а так спасибо, конечно, да и пацаны там классные…
Митька молча смотрит на меня, он всё понимает, он знает, что мне эти гонки по барабану, для меня драйв главное, и чтобы он, Митька, меня оценил, - это вот самое главное для меня, - а соревнования там, кто первый, кто второй…
- Ну, что ж. Так, Ил, достань-ка себе рюмку… Нет, погоди, мою вот возьми. Ну, чего уставился? Ты у меня взрослый человек, а потому и будем вести себя по-взрослому, не надо взглядов там всяких разных, выпить я с тобой хочу, вот и всё. Достань мне бокал для бренди, Илья…
…Вообще-то, мы с Митькой выпивали. Дважды. Первый раз, это когда он меня тёте Варе, - своей маме, - впервые показал, ну а второй раз, это весной было, в Венеции, на Карнавале. И тогда, впервые, и в Венеции когда, мне чуть-чуть перепало, лизнуть только, да я знаю, что мне и сейчас Митька больше не нальёт, но не в этом дело… Тогда оба раза мы праздновали, важно это было для нас, а сейчас ещё важнее, такая сейчас тема, - я взрослый, потому-то мы и выпьем сейчас с Митькой…
Мы с Митькой выпиваем наш коньяк, - Otard, Митькин любимый, - Женька смотрит на меня во все глаза, но молчит, - это же Попрыгун, он же всё понимает, - и только ресницами своими потрясными помахивает, и тут же протягивает мне ломтик лимона. Митька ржёт, я тоже, но лимон всё-таки у Женьки беру…
- Сд’оров’о! Лим’он - рас, и с’ел! Сд’оров’о Ил’я. К’ислый в’едь, ка-ак т’ы его т’ак?
- Взрослый я, Жека, понял? - а сам смотрю на Митьку, тот мне кивает. - Взрослым можно, Попрыгун.
- Йа т’оже хоч’у!
Я сую Женьке лимон, он с негодованием отталкивает мою руку, с негодованием смотрит на смеющегося Митьку, с негодованием стучит меня по голове, - довольно ощутимо стучит, - и заявляет:
- С’ам лоп’ай! Ил’я, ты д’ургак, йа т’оже хоч’у ка-ак всрослый… - и глазищами на коньяк зыркает.
- Думать забудь! Женя! Думать, говорю, забудь! Нет! И нечего на Илью смотреть так жалобно, нет, сказал!
- Нет, Попрыгун, нельзя, - значит нельзя. На вот, зефирку съешь.
Мы с Митькой перестаём обращать на Прыгуна внимание, это самый лучший способ его успокоить, проверенный это у нас способ. Болтаем себе просто так, Митька объясняет мне, как надо было этого «лежачего полицейского» проходить, Женька помалу успокаивается, слушает Митьку, за губами его следит, да я и сам заслушался, рот раззявил, как сам не знаю кто. Ну, правильно, это же Митька мой рассказывает, это же он мне рассказывает, и ведь КАК рассказывает, тут уж любой рот раззявит! Митька вдруг замолкает на полуслове, смотрит на меня, улыбается, в глазах его столько любви… И Женьке на меня кивает. Тот смеётся, гадость попрыгунская, стукает меня щелбаном снизу по подбородку, - я захлопываю варежку, отдёргиваю голову, даю Прыгуну подзатыльник, он прячет смех в ладошках… Кайф…
А Митька всё смотрит на меня, и говорит хокку:
Здорово! Да. Что ж, ответ я придумаю, - рука вот только успокоится, и придумаю… Блин, да она уже успокоилась, по ходу!
- Ладно, пойду я маме позвоню, Илька, уберите всё тут… Молчать! Знаю, что рука. Я про руку что- нибудь говорил? Нет. Я про посуду говорил. Исполнять!
Женька радостно прикладывает к вихрастой башке руку, козыряет Митьке. Я, демонстративно кряхтя, поддерживая руку, берусь за посуду. Да нет, конечно, убираться мне не придётся, Прыгун всё сам уберёт, он всегда рад помочь, и не только мне или Митьке, вообще всем. Но только гонят его все всегда… Гоняли. Три раза я за Женьку тут дрался. Хм, дрался…
…Дрался по-настоящему я за Женьку один раз, а потом я так только, мозги этим гадам прочищал. Чтобы уж совсем до них дошло… А первый раз дрался. С тремя сразу. Я тогда не знал Прыгуна, не знал, что он глухой, две недели я тут жил всего, я вообще мало кого тогда тут знал, щас-то другое дело. Выхожу я тогда как-то во двор, вижу… Ну, короче, издевались они над Женькой. Ну, не так чтобы явно, не били, не мучали, - ха, я б их поубивал бы тогда, - так, по подлому сзади всякое такое творили, суки. А я ж говорю, - не знал я, что Прыгун не слышит, думаю, ничего себе, молодчина пацан, вот ведь выдержка… Ну, а потом дошло до меня, когда они, троица эта, совсем борзеть начали, и когда Женька их заметил… И ведь, главное дело, не хотел я встревать! Но Женька ТАК посмотрел на меня тогда, как будто говорит мне: - и ты такой же гад! Как подбросило меня. У меня в таких случаях всегда одно и тоже, - голова выключается, кожа на скулах натягивается, губы немеют, похую всё мне сразу… Ну, вот, - сматерился! Ладно, тут надо… Ну и подрался. Без особых выебонов, которым меня Митька научил, а так, как в детдоме дрался, и на улице потом, - по- настоящему, когда всё по хую, как в бою… Хм, и Женька мне на помощь встрял, дурачок мелкий! Он-то сразу по башке получил, в палисадник улетел, а у меня тут совсем крышу сорвало… Помню, - мужики какие- то оттаскивают… Мда…
- Женька, да не знаю я! Понял? Откуда мне знать-то?
- Илья, а ты у Димы спроси. Ну спроси, что тебе трудно?
- Сам спрашивай, ты это видишь? - я стучу себя по гипсу. - Мне этого хватит, я вторую руку поберегу, блин.
- Знаешь, Илья, это ты сам виноват! Да, сам! А теперь рыбалка обломилась, по ходу, а я с мамы набор воблеров выпросил…
Для слова «воблер» Прыгун придумал свой особый знак, - обхохочешься!
- Ну и что? Воблеры… Что они, - протухнут? - я делаю вид, будто ТАКОГО понюхал, Женька покатывается…
- Илья, «воняет», - вот так будет… Да, правильно.
