– Сам ты… – Октябрина поморщилась. – Злыднев…
– Антон Злыднев, – прокомментировал неуемный Потягин. – А что, тебе идет.
– А тебе идут панталоны, – огрызнулся я.
Потягин свернулся, и ужин завершился в молчании.
Они ушли, а я остался один. Ветер продолжал дуть, и действительно, я почувствовал некоторую жуть, разлитую над побережьем. А насчет этих бараков в лесу – надо будет посмотреть… Как время выдастся. Не сегодня, сегодня холодновато, к тому же я был уверен, что все эти длинные бараки – плод болезненного потягинского воображения.
Поэтому я лег в гамак и качался, раздумывая о пользе кокосовых стружек. Спать не хотелось, но ветер стал совсем уж холодным, и гулять я не рискнул. Приказал Андрэ сварить шоколада с перцем. Бот отправился кулинарить, я же отдыхал.
В бунгало моем не имелось окон, впрочем, как и стен, жалюзи из кедровых пластин, благоухающие и пропускающие прохладу, иногда на ночь я их опускал, сейчас же они были открыты – и в сторону моря, и в сторону буша. Сначала я глядел на море, потом вспомнил про эти глаза и как дурачок взглянул в сторону зарослей.
Волосы на голове постыдно шевельнулись.
В джунглях кто-то был. Какая-то фигура между деревьями. Темный силуэт, призрак Оперы… Впрочем, возможно, это из-за сумерек, они какие только штуки со светом не выкидывают. Или страхи, от них тоже такое случается, от страхов. Понарассказывали тут всяких историй, вот я и перевозбудился…
Фигура. Размытая, будто в камуфляжном костюме. Стоит. Ладно, сейчас проверим.
Я дотянулся ногой до ружья. Подтащил его к себе. Пластиковая дробь пополам с солью. Мое собственное изобретение, прочитал в старых оружейных журналах. Патроны тоже сам снаряжал, все по правилам. Во время выстрела пластик тает и смешивается с солью, горячие капли прилипают к телу, получается очень больно, причем долго. Сейчас мы ему покажем…
Стал целиться. Головы не видно, да и в голову попасть я не хотел, хотел в пузо или в ногу. Да, всажу ему в ляжку каучуковую пулю, пусть кричит, пускай трепещет.
Темный силуэт лег на мушку, я задержал дыхание и зажмурился.
У меня привычка – зажмуриваться перед выстрелом. Для стрелка – чрезвычайно вредная, но избавиться не могу. Приобрел ее во время реставрации битвы при Саратоге, при стрельбе из старых мушкетов все время приходилось жмуриться и отворачиваться, потому что они частенько взрывались. Эта привычка мне весьма и весьма помогла.
Потому что ружье взорвалось. То есть ствол разорвало. С каким-то тяжелым стоном. В лицо мне ударило жаром, я перекувыркнулся через стул, потому что весь расплавленный пластик и вся расплавленная соль, вся адская смесь прыснула мне на руки и на левую часть лица, и это было больно. Хотите – попробуйте, растопите немножко каучука, капните себе на затылок, попробуйте, как это приятно.
Я заорал так, что из джунглей сорвались немногочисленные птицы, а сдохшие москиты посыпались вниз скорбным пеплом.
– Что с вами, масса? – спросил вежливый Андрэ.
Я ему ответил. Пылающий пластик жег мою кожу, соль жгла мясо, я вопил, катаясь по полу, не знал, что делать. Бежать к морю? Только хуже будет, ожог мощный, водой не остановишь…
В песок рожей?
В траву?
Больно…
Над головой зашипело, и тут же на меня обрушился холод. Прямо в мозг. Открыл оставшийся глаз. Андрэ с огнетушителем.
– Не шевелитесь, масса, это нейтрализует активные…
Он еще что-то сказал, я уже не услышал и глаз закрыл. И почувствовал укол в бедро. Несильный, вся сила у меня в лице собралась, укол…
Очнулся. Не знаю, сколько времени прошло, вряд ли больше часа – слишком пахло дымом, горелой кожей, горелой резиной.
– Не шевелитесь, масса, – сказал Андрэ. – Вам надо полежать. Еще полчаса как минимум. И не открывайте глаза, это пока опасно.
Шевельнул левой половиной лица. Щекотно. Не жжет.
– Простите, масса, еще немного.
И еще укол.
Опять очнулся.
Открыл глаз. Глаз был цел. Открыл второй. Цел. Надо мной стоял Андрэ. Мой верный и добрый Андрэ, в одной руке пузырек с биогелем, в другой ножницы.
– Все в порядке, масса, – сказал Андрэ. – Я вас немного восстановил, пока вы спали.
Подсунул мне зеркало. Я сел. Поглядел. Никакой разницы. С лицом до выстрела.
Я пощупал. Кожа свеженькая. И мышцы под ней ничего, эластичные, все-таки биогель – удивительная штука, нанороботы – лучшее изобретение человечества после паштета с сыром и с луком.
– Как вы себя чувствуете, масса? – спросил Андрэ.
– Отлично. Так, немного…
На самом деле отлично себя чувствовал. Только вот на полу… Такая горелая куча, мясо-пластик-каучук, Андрэ срезал это с меня. Надо выкинуть.
– Где ружье?
Андрэ подал мне оружие. От него мало что осталось – стволы разворочены посередине. Оба. Хотя стрелял из одного. Даже ложе расщепило. Понюхал. Порох, гарь. Заглянул в левый ствол, повернулся в сторону Луны, там Шлоссер и прозрительное зеркало, ни того ни другого не увидел. Ствол был плотно забит. Чем-то. Я достал из сундука другое ружье – у меня всегда неплохой запас оружия, вытянул шомпол и выбил из ствола препятствие.
Черный сплавленный кусок, явно лишний. Поднял, принялся изучать.
Андрэ послушно торчал рядом.
Так, явно из-за этой обгорелой штуковины ружье взорвалось. Только непонятно, что это за ерунда…
– Что это?! – я сунул Андрэ под нос обгорелый кусок.
– Вам, масса, нужен тонкий анализ?
– К черту тонкий, давай поверхностный!
Андрэ взял кусок и несколько секунд разглядывал его на железной ладони.
– Это жук, – сообщил он. – Судя по останкам, из рода сильфид…
– Каких еще сильфид?! – постепенно я приходил в бешенство.
– Сильфиды, – подтвердил Андрэ. – Если желаете, могу рассказать подробно.
– Не надо… Они тут водятся?
– Южная Америка входит в ареал распространения.
Понятно. Жук мог вполне заползти в ствол, жуки тупые. Я пощупал лицо. Уже почти как свое. Со мной периодически такое случалось – на реконструкциях часто народ калечится, то одно оторвет, то другое прищемит. И тогда или биогелем, или полевым регенератором, или в капсулу – и в Институт Человека, латать по-взрослому. Наш Магистр, к примеру, весь в шрамах, прямо как Карл Первый. А у меня пол-лица сгорело, и глаз повредился, на первый взгляд ерунда, но если задуматься, то неприятное событие. Никак не мог понять – это что все-таки? Этот жук заполз случайно, по своему недоумию? Или не случайно? Или даже не заполз?
Покушение?
Что-то рано… Покушение должно случиться в конце, сейчас еще не время. Значит, жук сам, добровольно.
Я приказал себе думать, что жук сам, и все-таки лег спать, предварительно проверив все остальное оружие. В нем жуков не нашлось, все в порядке было.
Хотя, судя по всему, события, кажется, вступали в активную фазу. Спал я плохо. Чесался. Ворочался. Видел во сне Октябрину. Она играла на арфе.
