делении спартанской армии на боевые единицы и их численном составе см.: Schomann G., Lipsius J. Griechische Alterthumer. Aufl. 4. Bd. I. Berlin, 1897. S. 287 f.
Более подробно об этом см. в разделе 'Неодамоды' 5-й главы настоящей работы.
Васильевский В. Г. Политическая реформа... С. 110 сл.; Chrimes K. Ancient Sparta. P. 348 ff.
Cavaignac E. La Population du Peloponnиse.... P. 270 ss.; Голубцова Н. И. К вопросу о внутреннем положении Спарты... Р. 251. Дж. Хаксли, правда без какой-либо аргументации, полагает, что в 370 г. число взрослых спартиатов не могло быть более 1500 человек (Huxley G. L. Early Sparta. London, 1962. P. 95).
По крайней мере, пятая часть из этих семисот спартиатов составляла офицерский корпус, а собственно лакедемонская пехота, свыше 1700 человек, состояла в основном из гипомейонов, неодамодов и периеков (Лурье С. Я. Комментарий // Ксенофонт. Греческая история. Л., 1935. С. 332 (к VI, 4, 12)).
Под 'одним вражеским ударом' (mivan plhghvn) Аристотель, конечно, имел в виду поражение при Левктрах. Это - общепринятый взгляд. Исократ также характеризует Левктры как один удар (mia'' eijsbolh''), оказавшийся губительным для Спарты (Archid. 56). В. Ньюмен замечает по этому поводу, что Карфагенская, Афинская и Сиракузская державы распались, по крайней мере, в результате нескольких поражений, а не одного, как Спартанская империя (Newman W. L. The Politics of Aristotle. Vol. II. P. 331).
Никогда ранее спартанцы не освобождали единовременно такое большое количество илотов. В 425 г. они отменили даже свое первоначальное решение об освобождении 2 тысяч илотов и предпочли тайно их уничтожить (Thuc. IV, 80, 4).
См., например: Cavaignac E. La Population du Peloponnиse... P. 272; Cary M. Notes on the History... P. 186; Ziehen L. Das Spartanische Bevцlkerungsproblem // Hermes. Bd. 68. 1933. S. 231 ff.; Willetts R. F. The Neodamodeis // ClPh. Vol. 49. 1954. № 1. P. 30 f. В работах западных ученых, как правило, абсолютизируются те или иные внеэкономические причины этого явления. Наоборот, экономические факторы или вовсе упускаются из виду или трактуются как второстепенные.
У нас нет никаких данных о сокращении численности периеков или илотов. По-видимому, количественного упадка в этих слоях лаконского населения не наблюдалось. Скорее наоборот, их многочисленные контингенты постепенно заменили в спартанской армии самих спартиатов. По расчетам Е. Кавеньяка (Cavaignac E. La Population du Peloponnиse... P. 268, 272), во время Греко-персидских войн в армии на одного спартиата приходился один периек (Her. IX, 28); в начале Пелопоннесской войны эта пропорция составляла соответственно 1:1,3 (ср.: Thuc. IV, 8, 1), а ко времени Ксенофонта - 6:10 (Xen. Hell. VI, 4, 12). Агесилая в его восточном походе сопровождало только 30 спартиатов. Армия же состояла из 2 тысяч неодамодов и 6 тысяч союзников (Xen. Hell. III, 4, 2). При нападении Эпаминонда на Спарту за самый короткий срок было вооружено 6 тысяч илотов (Xen. Hell. VI, 5, 28-29). В III в. этолийцы, вторгшись в Лаконию, взяли в плен 50 тысяч илотов (Plut. Cleom. 18). И таких примеров, свидетельствующих о нормальной демографической ситуации в среде периеков и илотов, можно привести немало. Что касается Греции в целом, то у нас также нет никаких данных об общем сокращении населения в рассматриваемый период (Chrimes K. Ancient Sparta. P. 348 f.).
По мнению П. Кэртлиджа, демографический эффект от такого стихийного бедствия должен был уже к 425 г. сойти на нет (Cartledge P. Sparta and Lakonia. A regional History 1300-362 B. C. London, 1979. P. 311).
Для классической эпохи нам известен только один случай наделения иностранца полными гражданскими правами. Таковые были дарованы прорицателю Тисамену, от которого зависел, как думали спартанцы, исход Греко-персидской войны. Геродот, приводя этот случай как исключительный, замечает, что Тисамен и 'его брат были единственными людьми, которые сделались спартанскими гражданами' (IX, 35).
Аристотель указывает на то, что до Ликурга социальная политика государства была иной: 'При первых царях, говорят, права гражданства давались и негражданам, так что в то время, несмотря на продолжительные войны, малолюдства не было, и у спартиатов некогда было до десяти тысяч человек' (Pol. II, 6, 12, 1270 a 35-38). Эти сведения Аристотель, возможно, почерпнул у Эфора, хотя последний имел в виду скорее города периеков, чем собственно Спарту. Во всяком случае, таков смысл отрывка Эфора в изложении Страбона: 'Спарту Гераклиды сделали своей столицей, в остальные части они послали царей, разрешив им в силу редкой населенности страны принимать в сожители всех желающих из иностранцев' (ap. Strab. VIII, 5, 4, p. 364).
В Риме, начиная с середины II в., наблюдался тот же самый процесс - неуклонное уменьшение числа граждан, способных носить оружие. Т. Моммзен обвиняет в этом прежде всего римский нобилитет: 'Когда власть находится в руках замкнутой группы родовой знати, обладающей прочным богатством и авторитетом наследственного государственного опыта, то в минуты опасности она проявляет замечательную последовательность и настойчивость... но в мирное время ее политика бывает
