и вовсе «Старгородская дуга-оглобля». Извините, товарищ Василий Антонович Денисов, секретарь областного комитета партии! Вы пешком, так сказать, под столом разгуливали, а я уже нашу промышленность создавал. У меня опыт, у меня знания…
— Чего же ты хочешь? На пенсии сидеть не хочешь. На завод идти не хочешь…
— Почему не хочу на завод? Хочу. И пойду. Иду уже. Но только в другую область. Я переезжаю в Высокогорск. Да, в Высокогорск! Директором на завод сельскохозяйственных машин. Предприятие союзного значения. Артамонов принял с распростертыми объятьями. С министерством он уже договорился. Вот, товарищ Денисов! Можешь, конечно, навредить вслед, можешь все сорвать. Вот телефон, вызывай Москву, вызывай министра, рассказывай ему, какой гад Суходолов. С тобой, конечно, посчитаются, все бумаги завернут Артамонову. Но думаю, что и с Артамоновым посчитаются. И, пожалуй, не меньше, чем с тобой.
С большой горечью слушал Суходолова Василий Антонович. Каждое слово того было ему, что гвоздь в сердце. Более полутора десятков лет дружбы — куда же они делись? Первое столкновение, первое жизненное испытание — и все полетело в тартарары. Так была ли и дружба тогда? Не было ли простой кабалы, зависимости его, Денисова, от Суходолова, и зависимости, возникшей в свое время только потому, что Суходолов вынес Денисова из-под огня, спас ему жизнь? Можно ли, однажды сделав доброе дело, всю жизнь потом, через воспоминания об этом деле, регулировать и определять взаимные отношения?
— За телефон я браться не буду, — сказал Василий Антонович. — Но очень сожалею о том, что ты согласился на такое дело. Развалишь хорошо налаженное предприятие. Ты уже не руководитель. Ты рантье, стригущий купоны с чего-то былого, давно минувшего. Но учти, что купоны давно острижены. В качестве процентов ты получил значительно больше, чем было у тебя основного капитала.
— Благодарю за аттестацию! — Суходолов встал. — Итак, прощай, Денисов! Может быть, я и не самый выдающийся хозяйственник. Но и тебе далеко до Артамонова, до Артема Герасимовича.
Он ушел, не затворив за собою дверь. В нее вошел Петровичев, секретарь обкома комсомола, голубоглазый энергичный, всегда улыбающийся молодой человек, которому не было и тридцати. Примерно так же выглядел и примерно столько же лет было и ему, Василию Антоновичу Денисову, когда он добровольцем-ополченцем уходил на фронт, когда ровно через три недели после того, как впервые была надета гимнастерка и затянут ременный пояс, его ранили и он встретился с Николаем Суходоловым. Хороший возраст, возраст ничем не омрачаемой, чистой, бескорыстной дружбы, возраст больших устремлений, надежд и мечтаний, неудержимых порывов.
— Что, неужели уже время? — сказал Василий Антонович, кладя руку на плечо Петрови-чеву. — До чего же быстро оно летит, Сережа! Да, седьмой час. Ну что ж, поедем!
Давнишняя идея, о которой еще Александр высказывался и даже что-то говорил Черногус, обрела наконец материальные формы. Областной комитет партии и областной комитет комсомола в эти апрельские, предпраздничные дни решили провести вечер, названный в пригласительных билетах вечером встречи поколений. Приглашались на него старики — участники революции, гражданской войны и первых лет строительства советской власти; их созывал Черногус. Затем шло поколение тех, кто самостоятельную жизнь начал в годы первых пятилеток, в предвоенные годы, кто сражался на фронтах и после дня Победы восстанавливал разрушенное войной. И, наконец, должна была прийти молодежь, молодежь всех возрастов — от тех, кого только-только приняли в комсомол, и до тех, которым настало время вступать в партию. Лаврентьев и Петровичев много думали над программой вечера. Будут рассказы ветеранов о минувшем, будут рассказы молодых о планах на будущее, будут рапорты о сделанном в последние годы, в последние дни. Будет художественная самодеятельность и старых и молодых. Будут даже танцы. Весь Дворец культуры химкомбината, с его большим и малым зрительными залами, с его обширными фойе и клубными комнатами, отдавался представителям трех поколений старгородцев.
Когда Василий Антонович с Петровичевым по мраморной светлой лестнице подымались в вестибюль, расцвеченный фонариками и лианами серпантина, осыпаемый пестрыми хлопьями конфетти, там гремела духовая музыка. Игралось что-то старинное, предназначенное для стариков, мелодичное, что полковыми оркестрами местных гарнизонов, может быть, сорок и более лет назад игрыва-лось в «городских» и «летних» садах, на городских бульварах. Это был вальс, танцевать его могли и старики и молодые. Поколение Василия Антоновича в хореографическом искусстве, что называется, больших высот не достигло. Оно училось строить, училось руководить промышленностью и сельским хозяйством, училось воевать, и дело танцев явно запустило. С грехом пополам оно умело топтаться в общем кругу. Но старики и молодые лихо кружились в вальсе.
Секретарь обкома партии и секретарь обкома комсомола прошли меж танцующими, получили по нескольку толчков в бока, были осыпаны цветными бумажками и окутаны цветными лентами. Петровичев еще пытался сохранять достойный вид, какой, по его мнению, во всех случаях должен иметь руководитель областного масштаба. А Василий Антонович махнул на это рукой. Раз вечер поколений и веселья, так уж чего меряться рангами, тут надо быть человеком, и больше ничего.
Зазвенел звонок. Все потянулись к залу. В этих людских потоках к дверям Василий Антонович начал различать знакомых. Возле Софии Павловны были Лаврентьев и его жена — Клавдия. Были Александр и Юлия; был Сергеев, был Вла-дычин, были Баксанов и Тур-Хлебченко… До Софии Павловны он в толкучке не добрался, сел в четвертом ряду среди шумной и веселой юной компании, которая никакого внимания на него не обращала: перегибались через его плечо, тянулись друг к другу за его спиной. Он терпел.
На сцене стоял длинный стол, какие обычно приготавливают для больших президиумов. Но из-за кулис к столу вышло только шестеро. Лаврентьев, Черногус, Петровичев, еще один старик с пышными усами, женщина лет тридцати воеьми и та голубоглазая девушка, которая работает в цехе Александра, Майя, молодая героиня с орденом Красной Звезды.
— Такое дело, товарищи, — заговорил Лаврентьев. — Мы очень долго думали, как бы нам обойтись без президиума. Не смогли придумать. Может быть, следующим поколениям и удастся разрешить эту задачу. Нам не удалось. Но мы все же довели его до минимума. Шесть человек на полуторатысячное собрание. Излишеств, как видите, нет.
Ему весело поаплодировали, посмеялись.
— Но я должен вам объяснить принцип формирования нашего президиума. Вот представитель самого молодого поколения. — Лаврентьев указал рукой на Майю. — Это известная вам всем Майя Сиберг. Она… — Объяснять, кто такая Майя Си-берг, Лаврентьеву не пришлось. Шумной овацией приветствовали похолодевшую и отчаянно красневшую Майю.
— Вот тоже не старое, тоже молодое, — продолжал Лаврентьев, — но, правда, все-таки уже немножко постарше поколение — Наталья Фадеевка Морошкина — заведующая молочно-товар-ной фермой колхоза «Озёры». В прошлом году её ферма достигла выдающихся результатов, товарищи. Хотя еще и не была механизирована, заметьте. Нынче у них завершается полнейшая механизация. Виновник этого дела, кстати сказать, старгородский инженер товарищ Лебедев. И в итоге первый квартал на эмтээф у Натальи Фадеевны завершен с результатом, который на тридцать шесть процентов выше, чем было в прошлом году.
Шумно аплодировали и Морошкиной.
— А вот старшее поколение тружеников нашей области: товарищ Гусев, Илья Федорович, член партии с тысяча девятьсот пятого года. Стрелочник сортировочной станции. Почти шестьдесят лет переводит стрелки поездам, идущим в Стар-город и из Старгорода. Он во всем и виноват, как всякий стрелочник.
Старику долго хлопали изо всех сил.
— Это, так сказать, была вам представлена трудящаяся часть президиума, — продолжал Лаврентьев. — Остальные уже начальство. Товарищ Черногус — один из организаторов вечера, директор исторического музея, старый большевик. Товарищ Петровичев — секретарь обкома комсомола. И вот ваш покорный слуга — секретарь обкома партии. Без начальства в президиуме обойтись мы, товарищи, не сумели.
Собрание было настроено хорошо. Все шутки Лаврентьева молодежь принимала весело.
— А выступления порешили, знаете, как вести? — говорил он. — А вот так — кого попросим, тот пусть и выступает. А то, знаете, написал бы заранее на бумажке, да и получился бы не вечер, а соревнование мастеров малохудожественного чтения. Правильно мы решили?
