родителям, жили на родительской даче неподалеку от Старгорода. Но не сказал этого, пожал плечами.
— Что ж, до свидания, Александр Васильевич. — Став еще печальней, Майя подала руку, уже хорошо ему знакомую, теплую и мягкую.
Весь день Александр был не совсем в себе. Со стороны казалось, что он силится что-то вспомнить и никак не может, раздражается из-за этого, забывает обо всем другом. Даже Булавин это заметил.
— Нет ли у вас температуры? Надышались чем-нибудь зловредным?
— Нет, нет, просто голова болит, Андрей Николаевич. Спал плохо. Пойду в отпуск, отдохну.
— А я, знаете, чудесно провел три недели, — сказал Булавин. — Просто великолепно. В завкоме предлагали путевку на юг, — отказался. С одним моим другом мы прожили в охотничьем заповеднике в верховьях Кудесны. Он и я увлекаемся любительской кинематографией. Столько наснимали из жизни зверей!.. Я бы вам непременно показал свои фильмы, да боюсь.
— Плохо получилось? — спросил Александр рассеянно.
— Что вы — плохо! Отлично. Но боюсь, что в следующий раз вы уже ко мне не придете. Это я вам на опыте говорю. У нас есть один товарищ, вы его, наверно, знаете, инженер из центральной лаборатории, его снимки наша многотиражка частенько печатает. Так вот, очень милый товарищ, собеседник прекрасный. Его все приглашают в гости к себе, к нему же не ходит никто. И с тех именно пор, как он увлекся кинематографией. Придешь, знаете, расположишься посидеть, поболтать так — на все темы понемножку, отдохнуть. А он уже устанавливает проекционный аппарат, развешивает простыни на стене, достает катушки пленок, и пошла-поехала. Честное слово, все его боятся из-за этих киносеансов. — Булавин взглянул в лицо Александру. — Нет, — сказал, — вы мне сегодня явно не нравитесь, Александр Васильевич. Шли бы, дорогой мой, в амбулаторию. А?
Александр ответил, что, пожалуй, действительно зайдет к врачу после смены.
— А мне на партийный комитет сегодня, — сказал Булавин. — Прямо после отпуска — и такое неприятное дело. Помните Демешкина? Ну того, который вашему отцу задавал на собрании вопрос о зарплате, владельца двухэтажного дома, огромного сада, огорода. Словом, такого купчины с партбилетом в кармане?
Как же, Александр помнил этого Демешкина. Он тогда так переживал за отца, вынужденного отвечать на злобные демешкинские вопросы.
— Старые большевики с ним бились, — про должал Булавин, — увещевали его, советовали, требовали отдать дом горсовету по соответствующей стоимости, получить взамен нормальную квартиру, бросить торгашество, спекуляцию. Ни да, ни нет не говорил, крутил, тянул время. В цехе с ним всю зиму душеспасительные беседы вели. В парткоме тоже. А недавно цеховая партийная организация наконец-то единогласно исключила его из партии. Будем сегодня утверждать их решение. Не сомневаюсь, что партийный комитет поддержит товарищей из цеха. Нельзя же, чтобы в партии, в коммунистической партии, состояли частные предприниматели! А ведь зто же именно частный предприниматель, чего там скрывать. Даже рабочую силу нанимает для обработки огорода, прибавочную стоимость выколачивает.
Вечером Александр оказался перед Майиным домом. Дверь отворила сама Майя: Увидев его, она вспыхнула и, как ему показалось, даже отступила в испуге.
Он позвал ее на улицу и, когда зашли за первый же угол, сказал:
— Майя, вы когда едете?
— Совсем скоро. На днях, Александр Васильевич.
— Возьмите меня с собой. Слышите, Майя? Тут она действительно отступила в великом удивлении и замешательстве.
— Как же так?..
— Очень просто, — раздраженно сказал он. — Поедем вместе, и всё. Вы уже билет купили? Нет? Ну и хорошо. Купим на полки рядом. И поедем. Завтра буду оформлять отпуск. Что же вы молчите?
— Вы же решили говорить все сами.
— Да, да, простите. Но я ничего не решил. Я только прошу вас взять меня с собой. Я тоже хочу в Эстонию. Понимаете?
— Я подумаю, — ответила Майя. — Я вам завтра скажу. Можно завтра?
Назавтра Майя пришла среди дня в цех и принесла два билета до Таллина.
— Спрячьте, пожалуйста, один из них себе в карман.
Александр взглянул на билеты. Оба были в жесткий купированный вагон, одно место на нижней полке, другое — на верхней.
— Спасибо, Майя, спасибо, — сказал, взволнованный. — Вечером отдам деньги.
— Не спешите. Потом когда-нибудь. У меня еще есть. Я всегда коплю себе на отпуск.
И вот они в Таллине. В Старгороде их провожали только сестра Майи и Юлия, потому что София Павловна раскапывала курган на Кудесне, а Василий Антонович тоже отправился в те места. Юлия была счастливая, она обняла Александра, обняла Майю, сказала, чтобы Александр нисколько не беспокоился о Павлушке, к которому он напрасно съездил вчера. К Павлушке его не пустили, заведующая была непреклонна: нечего волновать ребенка. В очередной родительский день Юлия его навестит. «С Игорем Владимировичем съездим», — шепнула она в ухо Александру.
В хороших таллинских гостиницах мест не было, нашли номер во второразрядной. Да и то это был всего один номер, а один он им не годился. Майя сказала, что надо устраиваться на частной квартире, это будет лучше всего. Она разговорилась с какими-то женщинами по-эстонски, и вечером путешественники вселились в уютный, окруженный садом, домик на той окраинной улице, которая дальше переходила в шоссе к курортному городу Пярну. Приветливая пожилая хозяйка отвела Александру комнату внизу, Майе — в мансарде.
Перед сном они сидели в сумерках на скамейке в саду, дышали запахами цветов — резеды, левкоев, душистых Табаков, слушали отчаянный треск сверчков и кузнечиков, следили за тем, как, обдавая решетчатую изгородь белым ослепительным светом, по шоссе проносились машины.
— Никак не могу понять, — сказала Майя, — что вчера днем мы еще были дома, а сегодня вот здесь. И что мы почему-то вдвоем с вами. Это так странно.
— Почему же, Майечка, странно?
— Так.
— Может быть, странно оттого, что вы жалеете, дав согласие на мою поездку с вами? Вам не хотелось, чтобы я ехал?
— Вы задаете очень хитрые вопросы, Александр Васильевич.
— Хитрые? — Александр был удивлен.
— Да, хитрые. Очень хитрые. Вы хотите сделать так, чтобы я вам сказала все, а вы бы ничего. Нет, я вам тоже ничего не скажу.
Два дня они бродили по Таллину, приходя в свой домик только поздним вечером, ночевать. Они побывали в музеях, прошли вдоль древней городской стены, постояли возле башни над обрывом, они были в театре — Майя шепотом переводила Александру слова незнакомой ему оперы с героическим народным сюжетом. Обедали в ресторане «Глория» и по нескольку раз в день заходили в многочисленные таллинские кафе. Александру нравились эти кафе, в которых можно было сидеть сколько угодно за одной чашкой, разговаривать, слушать музыку. Днем тут было полно женщин. Они тесно сидели вокруг столиков, ели пирожные и оживленно болтали. Куда-то шли, какие-то где-то их ожидали дела. Но поболтать в уютном местечке со случайно встреченной подругой или просто знакомой — какая настоящая женщина может устоять перед подобной возможностью?
На четвертый день сели в автобус и отправились дальше — куда так стремилась Майя, в Нарву. Проезжали чистые маленькие городки, тихие селения, в которых все были заняты делом. Стояло время жатвы, и по всем дорогам двигались большие возы, нагруженные снопами пшеницы. В возы были запряжены сильные крупные лошади. Они не очень спешили, зато легко везли тяжести. На снопах сидели спокойные мужчины в жилетках и шляпах или молодые девушки с такими же, как Майины, голубыми глазами и белыми с золотом волосами.
В одном из городков Майя предложила пересесть на другой автобус и съездить, как сказала она, в край волшебных озер. Александр согласился. Он сказал, что здесь хозяйка она и он ей полностью подчиняется.
