Уфолог Никромантов Савелий Каримович, спустя три часа после событий произошедших в бункере- полигоне «Плаком» вошел в свою квартиру. Чувствовал себя Савелий отвратительно. В особенности из-за блокнота, в который помощник генерала записал за ним все.
— «Посадят!!!» — отчаянно думал уфолог, бороздя ковер в большой комнате, вспотевшими, прилипшими к ступням носками, с желтыми ромбиками в районе щиколоток, — «Или еще чего по хуже!..» — с ужасом думал он.
После того как пламя в отсеке № 113 стихло, всех ученых и специалистов, видевших страшную казнь преступников, собрали в закрытом помещении бункера, где доходчиво объяснили, чем им грозит разглашение произошедшего. Угроза была более чем реальна. Во время закрытого разъяснения у Никромантова чуть не случился инфаркт, и спасло его только внутреннее решение по приезде домой повеситься. Всех ученых заставили подписать массу бумаг, документально подтверждающих факт того что, разъяснено все доходчиво и вопросов по данному делу никогда ни у кого не возникнет. Никромантов, конечно же, как и все, бумаги подписал и в комфортабельном вагончике секретного метро ведущего в Кремль, беспрепятственно покинул полигон. Он даже решил отложить самоубийство на неопределенный срок, почувствовав себя в относительной безопасности, когда кремлевская охрана, совершенно свободно выпустила его за ворота. Но страх и беспокойство, ненадолго покинув душу, теперь с новой силой терзали его.
До дома Савелий Каримович добрался на такси. Всю дорогу душу его грызли демоны, в висках пульсировало раскаяние. Никромантов опустошенно спрашивал себя — зачем? Зачем он дал согласие присутствовать на допросе чертовой троицы? Зачем бормотал себе под нос антиправительственные свои словечки? Зачем занялся уфологией, этой бесперспективной псевдонаукой в которой он, признаться, ничего толком не смыслил? Зачем он вообще родился на свет? И ответа не находил. Но мог ли он отказаться от этой поездки? Нет, не мог! Это, фактически, был негласный приказ, данный самой верхушкой власти. Однако это его не успокаивало.
Напившись валерьянки Никромантов, с неспокойным сердцем, лег в кровать, мечтая забыться сном. Он закрыл глаза, попытавшись представить себе что-то светлое, отвлеченное, например — ромашковое поле и лес вдалеке с плывущими над кромками деревьев облаками, а на поле девицу-красавицу в легком, почти прозрачном платье. Себя же представил он гарным хлопцем-гармонистом на сеновале, в картузе с гвоздикой, да травинкой в зубах, ожидающим прелестницу лежа в стогу. Но тут же вместо девицы собирающей пахучее полевое разноцветье, увидел он хитрую ухмылку Павла Первородько с его блокнотом. Никромантов завертелся, словно ужаленный змеей и затих еще не скоро. Наконец, наволновавшись и напридумав себе в воображении самого ужасного будущего, которое только возможно для человека вставшего в аппозицию власти, Савелий задремал, нервно подрагивая конечностями и тоскливо поскуливая. Он почти умиротворился, почти уже отключился от всего внешнего, уничтожающего душу и словно туманом неизбежно окутывался разум его успокоительной негой, как вдруг…
Настоящий сон еще не пришел, и сознание уфолога еще держало зыбкую связь с реальным миром, когда в голове его раздался слабый, жалобный призыв.
— Где я? — услышал уфолог. Такого с ним еще не случалось никогда. Это совершенно не было похоже на внутренний диалог, каковой ведет каждый абсолютно человек, находясь в одиночестве или просто размышляя, о чем-либо молча, сам с собой. И уж тем более таких явственных слов не произноситься воображением при погружении в мир сна. Савелий, вмиг проснувшись, завращал головой, подозревая что комнату его посетил посторонний. Но в квартире, кроме него самого, никого не было.
— Да что это со мной, — проговорил Савелий Каримович, чуть не плача, снова укладываясь под теплое одеяло. Спустя пять минут, когда он опять задремал, голос раздался повторно. Теперь он был настойчивей, и казалось, еще более жалостливей, чем раньше.
— Я умер? Эй, кто-нибудь!? — вопрошал голос.
Никромантов вскочил, холодея, и с активностью ревнивца-мужа забегал по своей двухкомнатной квартире, пытаясь отыскать говорящий источник. Он заглядывал и в шкафы, и в уборную, и под кровать. Выходил в коридор, подозрительно озираясь, и даже сам не зная зачем, переворошил все книжные полки. Но ничего и никого не обнаружил. Набегавшись, он вернулся в комнату, встал перед телевизором, подозрительно вглядываясь в кинескоп, нахмурился, и с трудом протиснув руку к его задней стенке, выдернул антенный шнур, поцарапав при этом палец какой-то торчащей из штекера проволочкой. Посасывая травмированную конечность, Савелий побрел на кухню, где достал из холодильника початую бутылку водки и налил себе сто грамм тягучей от холода жидкости. Приготовившись выпить, он вдруг опомнился и плеснул водку в раковину. Туда же он вылил остатки из бутылки. Вместо водки, пить которую ни в коем случае было нельзя, Савелий накапал в стакан тридцать капель корвалола и, разбавив водой, одним махом отправил внутрь своего истерзанного неприятными событиями организма.
— «А может это контактер? — подумал успокоившись уфолог, — Конечно же! Кто еще это может быть! — уверился он в своей догадке, — Контактер, как пить дать! Они же непременно обратятся ко мне!»
С этой радостной мыслью Никромантов отправился в кровать и долго лежал, прислушиваясь к внутреннему своему миру. Но никаких голосов слышно теперь не было. Савелий даже попытался контактера призвать, повторяя про себя как мантру:
— Посланник неба, я человек земли слушаю тебя! Я здесь, на связи!
Но никто не отвечал. Ожидая контакта, Савелий уснул, распластавшись на подушке розовыми опухшими щеками, и увидел странный сон.
Он находился в темном, неизвестном помещении, где не было потолка, вместо него взгляду открывалось черное ночное небо и яркие, мерцающие в его бездне звезды. Помещение, судя по всему, было огромным. Это стало понятно сразу. Более всего походило оно на авиационный ангар. Конца и края ему не было видно. В какую бы сторону Савелий не шел он не мог достичь стены. Однако уфолог твердо был уверен, что стены есть и находится он именно в закрытом помещении или, на худой конец в невероятно громадной комнате. Пол под ногами был идеально ровным, выполненным из неизвестного уфологу упругого материала. В какие-то моменты ему даже начинало казаться, что материал этот — органика, живая и мыслящая. Он вдруг понял, почему недостижимы для него границы таинственного темного пространства. Сам пол играет с ним, подобно тому, как ребенок играет с котенком при помощи огонька лазерной указки, заставляя крутиться на одном месте в иллюзии движения вперед. Однако факт того, что пол живой, ничуть не пугал Савелия, даже наоборот он испытывал от этого гордость, словно сам был его создателем. А может так оно и было на самом деле? Еще Никромантов чувствовал, что в помещении он не один, и очень скоро этому нашлось подтверждение. В глубине темноты, которую словно слепец, бороздил Савелий, он увидел слабое голубоватое свечение. Уфолог остановился и замер, чувствуя, что свечение это чуждое, даже может, враждебное. Подходить ближе он не осмеливался. Однако любопытство пересиливало страх и Савелий наконец решился.
— Ты кто? — крикнул он в темноту.
— Не знаю, — нерешительно ответил голос издалека. Голос был тот самый, что не давал уснуть. Никромантов сразу его узнал.
— Чего тебе здесь надо? — возмутился Савелий, совершенно уже уверившись, что территория это его, и в ней ни с того, ни с сего обитает чужак.
— Я, кажется, умер, — нерешительно ответил голос.
— Если ты умер, как ты можешь со мной разговаривать? — нашелся Савелий. Как ни странно мысль о том, что говорит он, возможно, с мертвецом совершенно не напугала его.
— Не знаю, — на какое-то время воцарилось молчание, а потом голос нерешительно спросил — А ты, наверное, бог?
— Я? Пожалуй, бог, — соврал Никромантов.
— Значит это ад? — задрожал голос в глубине.
Савелий задумался.
— Почему ты так решил? — спросил он, вглядываясь в темную даль. Но кроме неяркого свечения ничего разобрать было нельзя.
— Здесь темно и неуютно… Здесь все чужое… Скорее похоже на ад, — предположил голос
