завтрашней ночью: Офелия умрет после заката, а Магдалина на рассвете… – Перед его глазами тут же всплыло прекрасное лицо спящей девушки, и Габриель улыбнулся. – Я не могу лишить себя удовольствия видеть, как оно изменится, когда смерть оставит на нем свой отпечаток!»
Настроение от этой мысли немного улучшилось. Габриель, до этого стоявший на одном месте, отмер, пересек площадку перед зданием главного корпуса и уселся на опустевшую скамейку. Подперев подбородок сжатыми кулаками, он устремил взгляд вдаль и стал смотреть, как по небу летают чайки. Ему нравились эти белоснежные птицы, и он мог подолгу наблюдать за тем, как они рассекают воздух своими мощными крыльями. Когда-то давно это было его любимым занятием! Тогда ему было чуть больше двадцати, и он жил на море, но до этого произошло событие, изменившее его сущность, и сейчас он вдруг о нем вспомнил…
…Поступил Габриель не куда-нибудь, а в столичный институт культуры. Поступил легко: написал сочинение на пятерку и, как медалист, был тут же зачислен. Поселился он в общежитии. Но прожил там всего пару месяцев. Больше выдержать не смог. Ему, привыкшему к одиночеству, было невыносимо жить в общаге, где народ стоит друг у друга на головах, где вечные пьянки, ор, шатание по комнатам среди ночи, где любой может завалиться на твою кровать или взять твой хлеб, где общие душевые, кухни и даже девушки…
Короче говоря, Габриель съехал из общежития в съемную комнату. Ее парню сдала одинокая старуха, проживавшая недалеко от института. С ней он познакомился возле продуктового магазина. У бабки оборвалась ручка сумки, и она попросила Габриеля помочь ей донести провизию до дома. Он помог. А пока шли, старуха жаловалась на одиночество и все причитала, что, если умрет, никто ее не хватится и пролежит она в квартире, пока запах не пойдет по всему дому. «Вот бы, сынок, мне квартиранта какого отыскать, – прошамкала она возле подъезда. – Я б немного брала. Не ради денег, а просто чтоб под присмотром быть… Нет у тебя кого знакомого?»
Габриель изъявил желание заселиться к бабке самолично и уже на следующий день перевез свои нехитрые пожитки.
Звали старуху Ириной Михайловной. Затребовала она с Габриеля действительно немного: десятку в месяц. От стипендии в сорок рублей ее отрывать было, естественно, непросто, но Габриель научился жить очень экономно. Ел он немного, к тому же с детства был не приучен к изыскам, мог питаться вареной картошкой и квашеной капустой. Одевался скромно. По его мнению, главное было – сохранять опрятность, а остальное – сущая ерунда. Он совсем не тратил денег на вино, сигареты и девочек. Габриель не употреблял спиртного, никогда не курил, а со слабым полом не контачил. Он планировал когда-нибудь жениться, чтобы завести детей, но не раньше, чем через пяток лет, и уж точно не на своей ровеснице. Габриелю нравились женщины постарше. Степенные и рассудительные. Ему казалось, только такие смогут его понять…
С Ириной Михайловной Габриель сразу поладил. И прежде всего потому, что она была немного на него похожа. Такая же молчаливая и погруженная в себя. За день старуха и ее квартирант не обменивались и десятком слов. Габриель только диву давался, как такая немногословная женщина могла в день их знакомства выдать сразу столько информации о себе. Наверное, наболело у старушки. Или просто в Габриеле родственную душу почувствовала?
Прожил парень у Ирины Михайловны полтора года, и она заболела. Заболела серьезно – слегла. Вставала только в туалет (что ее квартиранта радовало несказанно), а остальное время проводила в кровати. Так как на улицу она выходить не могла, то продукты и медикаменты ей покупал Габриель. Еще он готовил ей бульоны и давил клюквенный морс. Но ни таблетки, ни укрепляющее питание не помогало – Ирина Михайловна не шла на поправку. Но и хуже ей не становилось. Габриеля это ставило в тупик. По его мнению, человек после болезни должен либо выздороветь, либо умереть. А пребывать в пограничном состоянии – противоестественно!
Ирина Михайловна лежала уже два месяца. Габриель исправно за ней ухаживал, но каждый день, возвращаясь с учебы, он с надеждой заглядывал ей в лицо: не появится ли на нем отпечаток смерти. Вообще-то кончина старухи не принесла бы ему никакой выгоды. А вот кучу проблем – да. С ее смертью Габриелю пришлось бы искать новое жилье, но такой замечательной квартиросдатчицы, как Ирина Михайловна, больше не существует в природе (и берет мало, и не надоедает). Но при всем при том он ждал ее угасания. Очень ждал! И не потому, что был монстром. То есть не по злобе, а скорее из-за любопытства. Смерть всегда притягивала его и завораживала. Но до сего момента он видел либо живых, либо мертвых. Все, кого он с таким интересом рассматривал: обезглавленные куры, подбитые вороны, погибшие под колесами машин крысы, соседи, скончавшиеся либо от старости, либо в результате несчастного случая, – все они были неживыми. А Габриелю так хотелось понаблюдать за процессом умирания. Проследить, как жизнь капля за каплей вытекает из… человека. Именно человека, а не птицы или кошки. Один раз Габриель поставил эксперимент над домашней уткой. Он привязал ее за лапу к забору (чтоб не улетела), взял за клюв и рубанул по шее большим ножом. В удар он вложил всю свою силу, так что птица была обезглавлена за секунду. Кровь брызнула в разные стороны. Тельце затрепыхалось и почти тут же обмякло. Неинтересно! И в глазах ее ничего не прочтешь – утка же, какие у нее эмоции? То ли дело человек…
Прождал он еще месяц. Ирина Михайловна по-прежнему пребывала в своем привычном состоянии, и Габриелю это надоело. Он решил… не то чтобы помочь старухе умереть, скорее – не мешать ей в этом.
Ирина Михайловна принимала таблетки ежедневно. По два раза в день. Габриель сам их ей давал перед тем, как уйти на учебу, и за несколько часов до сна. Таблетки были крупные, белые, с полоской посередине. Как анальгин или аспирин. В общем, легко было их подменить. И Габриель подменил.
Сначала на самочувствии старухи это никак не отражалось, но через неделю…
– Плохо мне, сынок, – задыхаясь, прошептала она. – Сердце сдавило, воздуха не хватает… Помираю… Вызови врача!
Габриель кивнул и бросился к телефону. Только «Скорую» вызвал не сразу, а через десять минут, когда у Ирины Михайловны началось самое настоящее удушье. А все то время, пока бабка судорожно ловила ртом воздух, неотрывно смотрел в ее лицо, ловя каждое изменение мимики и выражения глаз…
Это было самым захватывающим зрелищем в его жизни, жаль, не смог он до конца им насладиться! «Скорая помощь» приехала на удивление быстро. Старухе сделали укол, и она пришла в себя.
Габриель расстроился. Поторопился! Надо было врачей уже после вызвать. А он…
В следующий ее приступ Габриель своей ошибки не повторил. Сидел у кровати до тех пор, пока несчастная Ирина Михайловна не испустила последний вздох. И только после этого побрел к телефону. Именно побрел, потому что ноги слушались плохо. Понаблюдав за тем, как жизнь покидает человека, Габриель испытал такое, что нельзя было сравнить даже с оргазмом (девушки у него еще не было, но онанизмом он нет-нет да занимался). Восторг, возбуждение, напряжение мышц и нервов! Состояние было такое, будто он познал все тайны бытия и одновременно открыл в своем теле новые возможности… А еще – утолил многовековой голод! Духовный и физический…
И как только Габриель ощутил это «насыщение», он понял, что теперь не станет ему покоя. Голод вернется… И он будет утолять его еще и еще…
Марго
На обед Инесса за Марго не заходила. Днем у нее был свой ритуал: сразу после завтрака она пускалась в пешую прогулку по территории, затем отправлялась в библиотеку, брала свежую прессу и уходила с ней на пляж. Там она садилась под «грибок» и штудировала газету. Обычно на то, чтобы прочесть ее от начала до конца, у Инессы уходило три часа. Еще полчаса она разгадывала кроссворд, потом аккуратно стирала вписанные карандашом ответы и шла в столовую, где официантки уже разносили блюда.
А вот на ужин Марго и Инесса ходили вместе. Милова после обеда дремала, затем смотрела какой- нибудь сериал и новости на Первом. Закончив, она подправляла макияж и прическу, переодевалась к ужину (в бархатное или шелковое платье с обязательным цветком на груди) и заходила за соседкой.
В принципе, Марго была не против коллективных походов в столовую. Как и не против Инессы. Но именно сегодня ей хотелось пройтись до главного корпуса без компании. Не было настроения вести светский разговор, хотелось побыть одной. Поэтому Марго вышла из бунгало раньше обычного, но спастись от соседки не удалось.
– Ритуля! – услышала она за своей спиной. – Вы куда это?.. Без меня?
Марго мысленно застонала, а потом развернулась к соседке с приветливой улыбкой на лице.
