– Итак, вы все заранее договорились прилететь именно сюда. Почему?
– У Северцова с собой были снимки некоторых партий крупных камней, которые он должен был продать нашему зарубежному партнеру. Я не знаю, кому именно. Об этом знал только Юрис Янович. Мы договорились, что все спокойно обсудим во время этого плавания. Я никогда и ни в чем не был замешан. Я был только посредником между Северцовым и Зигнитисом.
– Одну минутку, господа, – вмешалась Туманова. – Я не знаю, как мне переводить. Я уже совсем запуталась.
– Говорите все как есть, – предложил Дронго. – Главное, что не нужно говорить о камнях, которые, в нарушение мировых соглашений, оказывались за границей. Скажите, что это были лицензионные камни, которые посылались в Швейцарию из резервного фонда якутской компании. Обо всем остальном можете переводить.
– Итак, вы договорились совершить столь длительный перелет, – подвел итог Дронго, – чтобы встретиться здесь с человеком, который готов был купить большую партию ваших бриллиантов. Верно?
– Да.
– У кого были снимки камней?
– У Игната Никодимовича.
– Господин Миго, – спросил Дронго, обращаясь по-английски к полицейскому, – в каюте погибшего нашли какие-нибудь фотографии драгоценных камней?
– Нет. Никаких фотографий.
– Спасибо. Итак, вы решились на такой долгий перелет. Вы, Северцов, семья Зигнитисов и Ефимов. Кто еще был связан с вами?
– Больше никто.
– Вы знали, с кем должен был встретиться Северцов?
– Нет, не знал. Меня об этом не информировали. Я должен был выступить в качестве гаранта, подтверждающего качество камней. Ведь Северцов финанист, а не ювелир. Моя репутация хорошо известна на Западе...
– Хватит, – прервал его Дронго, – какая репутация, господин Ваккер? Вы помогали мошенникам, а еще говорите о репутации. Хорошо еще, что убийца не пришел потом к вам. Теперь я понимаю, что он решил просто поиздеваться над нами. Двенадцать ударов – это двенадцать человек, каждый из которых может оказаться подозреваемым. Или все вместе. Вахидов, Шакеев, Помазков имеют какое-нибудь отношение к вашим махинациям?
– Нет. Абсолютно никакого.
– И вы ничего не слышли сегодня ночью?
– Нет. Я вообще крепко сплю. Поэтому я был так напуган.
– А почему вы вчера поменяли свой стол и не явились в ресторан «Сабатини»?
– Мне предложил Северцов. Он нервничал, когда видел вас. Ему казалось, что вы знаете, зачем мы сюда приехали. Даже признался мне, что сделал ошибку, обратившись к вам. Мы вчера попросили госпожу Туманову поменять наши столики на другой ресторан.
– Да, – кивнула она, – я предупредила Ихелину, что они перейдут за наш столик вместо выбывших Северцова и Ваккера, которые перешли в другой ресторан. Чтобы весь столик был наш.
– Вы его немного испугали, – подтвердил Борис Сигизмундович, – и поэтому мы решили уйти в другой ресторан.
Дронго немного помолчал и затем произнес:
– С точки зрения обычной логики, вы должны быть основным подозреваемым. Вы сговорились с Северцовым продать часть камней, вы знали, зачем он сюда прилетел, вы провели ночь в каюте рядом с ним и ничего не услышали. И вы наверняка один из очень немногих людей, которых он мог ночью спокойно впустить в свою каюту. Все подозрения против вас, Борис Сигизмундович?
– Вы считаете меня убийцей? – жалобно спросил ювелир. – Я всего лишь был посредником и консультантом. Получаю свои небольшие комиссионные. А сюда я прилетел как эксперт, который должен был подтвердить подлинность этих камней. И больше ничего...
– Это вас не оправдывает. Вы могли быть заинтересованы в смерти Северцова. Ведь только вы и Зигнитис знали подлинную стоимость этих камней. Верно?
– Да, – кивнул Ваккер, – но я его не убивал. Я вообще не мог этого сделать.
– Что-то произошло в Токио, если, увидев меня на корабле, Северцов бросился просить меня о защите, – продолжал Дронго. – При этом я видел, что ему было важно не получить действительную защиту, а всего лишь иметь под рукой некий «страховочный вариант», чтобы в случае необходимости припугнуть кого-то из тех, кого он мог опасаться. Я видел, как он мне лжет и про свою аритмию, и про свою возможную болезнь. С аритмией не летают в южные моря за тысячи километров. Только жажда огромной наживы могла заставить его все бросить и отправиться в подобное путешествие. Как и вас, господин Ваккер.
– Вы все время пытаетесь меня оскорбить, – вздохнул ювелир. – Я уже вам говорил, что не имею к этим событиям непосредственного отношения. Я пришел к вам сам, чтобы помочь в расследовании.
– В случае смерти Северцова кто мог получить доступ к этим камням?
– Никто. О них знал только Зигнитис.
– Боюсь вас разочаровать, но мне кажется, что все прибывшие с вами пассажиры так или иначе знали о вашей тайне.
– Этого не может быть, – решительно заявил Ваккер, – о камнях знали только мы двое из нашей группы. Возможно, что еще знал о них Ефимов, вернее, догадывался. Но он был компаньоном Северцова, дал деньги еще Раздольскому и поэтому мог знать обо всем. Но больше никто.
– Не хочу вас разочаровывать, – сказал Дронго, – но боюсь, что о вашем «секрете Полишинеля» знали все присутствующие. А почему Северцов решил избавиться от этих камней?
– Нужны были деньги, – пояснил Ваккер. – У них на конец года могла образоваться большая недостача. Он должен был каким-то образом ее покрыть, чтобы остаться на своем месте и вообще отвести от себя подозрения. Зигнитис обещал ему, что найдет такого клиента, который не только даст нужные деньги, но и оформит все документы с переводом этих денег предприятию. Ведь найти деньги, это всегда одна проблема, а вот легализовать их – еще большая проблема. Хотя банкиры и ювелиры говорят, что на самом деле существуют три проблемы. Найти деньги, легализовать деньги и сохранить деньги. Третья проблема самая сложная.
– Почему вы не говорили нам, что знакомы с Северцовым? – не выдержав, вмешалась Туманова.
– А какое это имеет значение к нашей поездке? И вообще, почему мы должны были об этом вам говорить? – удивился Борис Сигизмундович. – Мы только взяли каюты рядом друг с другом. И еще с нами рядом оказался Ефимов.
– Мы все рядом друг с другом, – отмахнулась Туманова, – но только вы знали про эти бриллианты. Значит, вы его и могли зарезать.
– Как вам не стыдно. У меня уже внуки, а вы мне говорите подобные гадости.
– Почему вы тогда не позвали на помощь, когда его убивали? – разозлилась Лилия Леонидовна.
– Я не слышал, когда его убивали, – мрачно ответил Ваккер. – Я вам уже сказал, что ничего не слышал.
– Двенадцать ударов ножом, а вы ничего не слышали, – возразила Туманова. – Я вам не верю.
– Ну и не нужно, – пожал плечами ювелир, – у вас нет против меня никаких доказательств. Я действительно крепко спал и ничего не слышал.
– Это не доказательство, – она совсем забыла, что должна переводить полицейскому, вступив в полемику со свидетелем.
– Есть одно небольшое обстоятельство говорящее в пользу господина Ваккера, – заметил Дронго. – Дело в том, что он первым увидел меня на корабле. Более того, он меня знал по Москве и сразу сказал об этом всем пассажирам. Если бы он был убийца, то промолчал бы. А если был умным убийцей, то не стал бы этого вообще делать. Хотя... двенадцать ударов. Если бы он был очень умным убийцей, то нанес бы именно двенадцать ударов, как в романе «Восточный экспресс».
– Я бы не сумел нанести двенадцать ударов ножом, – возразил Борис Сигизмундович.
– Насколько мне стало понятно, вы подозреваете именно этого господина? – вмешался Миго.
