Мне были созданы все условия для успешной работы. Нужно было, правда, и самому руки приложить для организации производства на пустом месте, но за этим дело не стало и с первого квартала 1979-го года Проектно-конструкторское бюро “Союзклейжелатинпром” в городе Могилёве приступило к приёму заказов на разработку технической и сметной документации для предприятий мясной, молочной и клеежелатиновой промышленности.
127
Работы было много. Дело это было для меня новым. Хоть и приходилось участвовать в выборе проектных решений при расширении и строительстве мясокомбинатов в Молодечно, Гомеле и Могилёве, разрабатывать техдокументацию на реконструкцию цехов, осуществляемую собственными силами и конструкторскую документацию на наши изобретения, но руководством и организацией работы многочисленного коллектива проектировщиков и конструкторов пришлось заниматься впервые.
Нужно было подобрать необходимое количество специалистов. Если проектировщиков строителей, сантехников, электриков и сметчиков можно было найти в других проектных организациях города, то инженеров технологов мясной и клеежелатиновой промышленности, имеющих опыт проектной работы, в Могилёве найти не представлялось возможным. Эту задачу пришлось решать за счёт обучения молодых специалистов в институтах “Гипромясомолпром” Москвы, Ленинграда и Минска. Благо ещё, что эти институты на это соглашались (стажёры бесплатно на них работали во время учёбы).
Как бы там ни было, но в течении нескольких месяцев удалось подобрать костяк специалистов всех специальностей, которые затем уже сами могли обучать молодых инженеров, прибывающих из институтов.
В первое время приходилось технологическую часть некоторых наиболее сложных и ответственных проектов разрабатывать в других проектных институтах, но таких случаев было немного и вскоре мы совсем отказались от подобных услуг.
Новая работа мне всё более нравилась и я получал от неё истинное удовольствие. Особую радость вызывал ввод в эксплуатацию цехов и пусковых комплексов, построенных по проектам ПКБ. Приятно было сознавать, что из наших чертежей выростают новые производственные участки с высоким уровнем механизации и автоматизации технологических процессов, санитарно-бытовые помещения, соответствующие современным требованиям, цехи подсобного и вспомогательного производства.
Конструкторский отдел выполнил документацию на ряд опытно-конструкторских работ отраслевого значения. Работники ПКБ стали авторами собственных разработок, защищённых авторскими свидетельствами и были первыми изобретателями в клеежелатиновой промышленности.
Тематические планы и договорные обязательства выполнялись систематически, что обеспечило устойчивое финансовое положение. Была разработана система материального поощрения за своевременное и качественное выполнение работ. Зарплата специалистов ПКБ возросла и была не ниже, чем инженерно- технических работников на предприятиях отрасли.
В коллективе царил творческий подъём и уважительное отношение между работниками. Не было проблем с сохранностью соцсобственности, что отравляло обстановку на мясокомбинатах, создавало недоверие и подозрительность, рождало сплетни и склоки.
Руководители и ведущие специалисты ПКБ пользовались авторитетом на предприятиях и в Главке. Они стали членами Научно-технического Совета “Союзклейжелатинпрома” и принимали активное участие в решении важных технических и производственных вопросов.
Казалось, теперь можно было спокойно работать, набираться опыта, повышать квалификацию и пожинать плоды своего труда, но не тут-то было. Лагир не выпускал меня из под своего контроля. Мой директорский титул и успехи в работе не давали ему покоя. Требовать моего увольнения, как это было в Минске, он не мог, так как я находился в прямом подчинении союзных организаций. Тогда он настоял на предъявлении в судебном порядке иска по взысканию с меня 140 тысяч рублей, якобы незаконно выплаченных мною работникам объединения и Могилёвского мясокомбината. Тех самых премий, о которых упоминал Машеров на Пленуме ЦК КПБ.
Казалось бы, следовало подождать результатов следствия, которое проводилось МВД республики по его инициативе, и уже с учётом этого решать вопрос о размере ущерба и порядке его взыскания, но уголовное дело тянулось необычно долго и трудно было предсказать его исход. Лагир же посчитал, что после критики на Пленуме в мой адрес, не составит большого труда добиться желаемого решения суда по гражданскому иску министерства, а это, в свою очередь, оказало бы нужное воздействие на следователя и предопределило бы исход дела.
В этом, наверное, была своя логика. Любой суд в Белоруссии не мог в то время не считаться с мнением и выводами Первого секретаря ЦК и решением республиканского Комитета народного контроля.
Лагир не сомневался в удовлетворении предъявленного гражданского иска, но тем не менее настаивал на тщательной подготовке материала и надёжной его защите в суде.
128
От гонений и преследований страдал не только я. Может быть больше меня их чувствовали жена и дети. Ещё недавно редкая фамилия Гимельфарб, которая раньше была известна разве только работникам мясной промышленности и которую многие и произнести верно не могли (некоторые с умыслом), теперь не сходила с газетных полос не только в Белоруссии, но и в Союзе.
15 января 1979-го я был “удостоен” критики главной газеты страны “Правды”. Центральный печатный орган партии, которая выходила многомиллионным тиражом и из которой черпали информацию все газеты и журналы советского государства, в передовой статье воспроизвела выступление Машерова на Пленуме ЦК КПБ, снабдив его своими комментариями. Передовица заканчивалась словами: “С этим больше мириться нельзя!”
В этот день “Правда”, которой были всегда завалены полки газетных киосков и которую навязывали подписчикам, вдруг стала дефицитной в Могилёве, Минске и других городах Белоруссии. Заиметь собственный экземпляр газеты пожелали все. И друзья наши и недруги. Больше, конечно, недруги. Полные злобы и ненависти антисемиты, восприняли призыв партии покончить с жуликами и ловкачами, подобными Гимельфарбу, как воззвание к борьбе со всеми евреями, пусть даже не уличёнными в преступных грехах.
Как всегда в таких случаях, официальная газетная информация обрастала слухами, сплетнями и небылицами, которые умышленно сочинялись с целью вызвать недовольство в народе. Тогда насаждалось мнение, что в “Правде” пишут только правду. Если по следам выступлений других газет ещё можно было пытаться кому-то жаловаться, то после публикаций “Правды” об этом не следовало и думать. Это не только не могло принести пользу, но и было чревато тяжёлыми последствиями. Если эта газета кого-то хвалила - он становился героем, а когда бичевала, то он мог стать только преступником. Авторитет газеты принуждал многих верить в невероятное. Так, в своё время поверили в “преступления” троцкистов и зиновьевцев, выдающихся военноначальников Тухачевского, Якира и Блюхера, ставших “врагами народа”, или в пресловутое “Дело врачей”.
Когда можно было сослаться на “Правду”, проходила любая ложь. Вот и пошли слухи об использовании на мясокомбинате вместо мяса туалетной бумаги при изготовлении колбасы, о миллионных вкладах Гимельфарбов в Швейцарских банках и о многих других махинациях еврейских дельцов.
Я знал об этих сплетнях, и мне часто казалось, что каждый прохожий на улице только об этом и думал. Как было мне это выносить, читателю, наверное, понять не трудно, но представить себе состояние моих детей, вокруг которых не умолкала молва о родителях-жуликах и проходимцах, намного труднее. Боль и обида за поруганную честь семьи не давала им покоя, их страдания вызывали протест и потребность
