квартиру, минимальная стоимость которой значительно превышала размер пособия по “вэлферу”, не тратила времени на изучение языка, не расходовала драгоценные доллары на питание, одежду, мебель, хозинвентарь и домашнюю утварь.
Мы отвели ей отдельную комнату и создали условия для полноценной жизни и учёбы. Запас английского, которым она благоразумно обзавелась ещё в Союзе, позволил ей поступить в университет, минуя языковые школы. Для неё было приготовлено всё необходимое на первое время из одежды, обуви, посуды, мебели. Она имела даже отдельный телефон для возможности общения с мамой, Андрюшкой, Витей, родственниками и новыми друзьями в Баффало.
Как должное воспринимались ею любовь и внимание истосковавшихся по ней бабушки и дедушки. Таких условий по приезду в Америку не знали никто из наших детей и внуков. Казалось, что Алёнка должна была быть довольна.
В первое время так и было. Она радовалась всему, что выгодно отличало её нынешнюю жизнь от прежней, с удовольствием привыкала к вкусной и разнообразной американской пище, наслаждалась семьюдесятью программами телевидения, знакомилась с достопримечательностями города и окрестностей, а главное - училась. Нужно отдать ей должное: к учёбе она и здесь относилась весьма прилежно.
Мы уже было поверили в то, что с возрастом произошли необратимые перемены в её характере, так проявившем себя в детстве и ранней юности.
К сожалению, вскоре пришлось убедиться в том, что радужные надежды нас обманули. Нескольких замечаний бабушки, как всегда требующей неукоснительного соблюдения заведенного в доме порядка, было достаточно для недовольства внучки, проявления особенностей её гордой и независимой натуры, исключающей малейшие ограничения личных свобод. Она стала перечить старшим, упрекать в несправедливом к ней отношении, а кое-когда употреблять в общении с нами и обидные эпитеты.
Всё это мы терпеливо сносили и никому, включая и Иринку, не жаловались. Да и можно ли вообще кому-то жаловаться на собственную внучку. Нам досталась радость любви к ней, гордость за её способности и дарования, нам приходилось терпеть и обиды, порой очень горькие и несправедливые.
Она же своё недовольство в секрете не держала. Это чувствовалось по тону телефонных разговоров с Иринкой и, особенно, по изменившемуся отношению к нам Риты. Впервые за двадцать лет родства мы ощутили отчуждённость нашей невестки. Её тонкая и легко ранимая душа близко восприняла жалобы Алёнки, нашедшей в ней свою защиту. Они подолгу общались по телефону и проводили вместе почти всё своё свободное время, от чего наши отношения к лучшему не менялись.
Совместное проживание с ней стало невозможным и к новогодним праздникам Алёнка переселилась в дом нашего сына.
Тяжело переносили мы разрыв с близким сердцу, родным и любимым существом. Эта тема была предметом наших ежедневных диспутов, нередко перераставших в споры со взаимными упрёками, претензиями, обвинениями. Тревога за Алёнку не давала покоя. В бессонные ночи мы перебирали в старческой памяти день за днём со времени её приезда в поисках причин внезапно разразившей ссоры.
Вспомнился её давний телефонный звонок с просьбой приехать за ней на станцию метро. Я бы с удовольствием сделал это, но жена воспротивилась и велела добираться ей домой автобусом.
Тому были свои причины. После памятной поездки по незнакомому маршруту, чуть не закончившейся аварией, мне разрешалось ездить только по изведанным дорожкам, и то - в чьём-то сопровождении. Я был вынужден смириться с этими ограничениями ибо сам чувствовал, что зрение стало подводить, не было уже прежней реакции.
Может быть ещё чем-то случалось незаметно обидеть Алёнку, но, Бог свидетель, это было без злого умысла. Я всегда был полон добрых чувств к ней.
Как-то, при одном из довольно редких признаний в любви к ней, она сухо произнесла: “Любовь, дедушка, нужно подтверждать не словами, а делами”. Больно было слышать такое. Надолго осели её слова в памяти и, наверное, не забудутся до конца моей жизни.
Не сомневаюсь, что такими же, а возможно ещё более тёплыми, были чувства бабушки к любимой внучке, родившейся в нашем доме и неизменно опекаемой ею со дня рождения и до этой поры. Нужны ли ещё какие-то доказательства любви? Какими обидными становятся такие сомнения детей и внуков они в полной мере смогут, наверное, понять только тогда, когда сами станут родителями.
Как и многие дедушки и бабушки, мы приехали сюда не ради собственного счастья. Нам искать его уже было поздно, тем более на чужбине. Как и все в нашем возрасте, мы решились на это ради детей и внуков, ради их будущего и нам тогда казалось, что всё сможем вынести ради них. Жизнь этого не подтвердила. Оказалось, что и у старости есть своя гордость, самолюбие, чувство собственного достоинства и с возрастом обиды воспринимаются ещё острее и болезненнее, чем в молодые годы.
Отношения детей к их родителям, бабушкам и дедушкам - проблема вечная. Я пришёл к выводу, что наши дети и внуки в раннем возрасте любят родителей просто инстинктивно, а со взрослением начинают нас оценивать, пользуясь при этом своими, свойственными их возрасту критериями. И тут не дай Бог оступиться, сделать неверный, с их точки зрения, шаг и их юношеский максимализм может привести наши отношения к полному взаимонепониманию, когда изменить уже ничего нельзя. Они нередко становятся холодными, а порой, даже неприязненными. Мы часто
недооценивали этого в своей прошлой жизни, недопонимали того, что в этом есть своя логика, действуют свои законы и изменить что-нибудь здесь практически невозможно.
Американцы это осознали раньше нас. Взрослые дети здесь живут отдельно от родителей, бабушек и дедушек. Может быть в этом нет их особой заслуги. Наверное этому способствовали экономические возможности и благосостояние страны, но от этого нисколько не снижается положительный эффект такого образа жизни на воспитание детей и их отношение к родителям.
Конечно, это общие правила. Бывают и исключения. К сожалению, наш случай им не стал, и нам не следовало на это надеяться. Было бы лучше для всех, если бы мы сняли Алёнке отдельную комнату в частном доме, как это делали другие эмигранты, когда к ним приезжали их дети и внуки, но для этого ни у неё, ни у нас тогда не было реальной возможности.
Может мы были слишком строги к своей повзрослевшей внучке, не в полной мере учли особенности её непростого характера, где-то недодали родительской ласки. Но всё это следует отнести только к тактике отношений с ней, стратегия же наша была безусловно верной: мы делали всё возможное для её успешной адаптации в новую жизнь.
Было тяжело и грустно, что этого она не поняла. Наше состояние было близким к психологическому стрессу, который таил в себе серьёзные последствия. Мучили страдания за незаслуженную обиду и неблагодарность. Не зря же народная мудрость утверждает, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным.
Наверное, это вскоре осознала и Алёнка. По рассказам сына мы знали, что и она тяжело перенесла наш разрыв. Как-то случайно встретили её на улице и с трудом узнали родное лицо. Оно было мрачным и осунувшимся. Её переживания, наверное, были не меньшими, чем наши, но она оставалась верной своему гордому и непреклонному характеру. До приезда мамы внучка оставалась в семье нашего сына и избегала встреч с нами.
Прошло около года пока нам, наконец, удалось выяснить отношения с Алёнкой и восстановить прежнюю близость и теплоту между нами.
52
После отчётно-выборного собрания многогранная деятельность “Русского клуба” ещё более активизировалась. Его лидеры, и в первую очередь, президент Шусторович понадеялись, что после обсуждения возникших проблем, анализа допущенных ошибок, единодушной поддержки правления и переизбрания его на новый срок в прежнем составе, возродится атмосфера дружбы, доверия и доброты, без которой плодотворная работа была немыслима.
Клубная художественная самодеятельность вышла на новый, более высокий уровень. Встрече Нового 1996-го года и празднику Ханука посвятили музыкальный вечер в зале Еврейского Центра. Как всегда в
