приезда и привыкли считать членом своей многочисленной семьи.
Тётя Клара устроила её ученицей в банке, чему она была очень рада, и в каждом письме Полечка восхваляла сотрудников и управляющего за внимание к ней.
Зная характер своей сестрёнки, я представлял себе каких трудов ей всё это могло стоить. Беспокоило также её здоровье после трёх трудных и тревожных лет скитаний в оккупированном Немирове. Неизвестно было, когда я смогу с ней встретиться после окончания института и, когда выдалось несколько свободных дней, я решил съездить в Красилов.
То, что я увидел там, потрясло меня. Полечка выглядела больной и усталой. Она работала тогда уже не в банке, а в сберегательной кассе. Чувствуя недостаток знаний и опыта счётной работы, она трудилась с утра и до позднего вечера, пытаясь скорее освоить непростую и очень ответственную работу. Она «пахала» за себя и за других, стараясь своим усердием отблагодарить начальство за учёбу и терпение.
У неё фактически не было выходных дней, так как по воскресеньям приходилось восполнять упущенное за неделю и приводить в порядок учёт движения вкладов. Для этого выходные дни объявлялись рабочими и приходилось трудиться за себя и своих сотрудниц, которые находили причины не выходить на работу. Если учесть, что штат в сберкассе был небольшой и состоял, в основном, из женщин, а главным средством механизации учёта в то время были счёты с костяшками, можно понять чего стоило держать учёт в ажуре.
Когда она поздно вечером приходила домой, для неё начиналась вторая смена домашней работы у Зильбершмитов: готовила еду, убирала, стирала, помогала в уходе за детьми. Её никто не просил об этом. Она сама искала себе работу, желая отблагодарить их за доброе отношение и помощь в трудоустройстве.
В этом доме долго искать работу не приходилось. Семья была большая и было совсем не просто её накормить, обстирать, обогреть. Все взрослые работали, а дети учились. После работы нужно было закупать продукты, готовить, стирать, убирать, топить зимой печи.
В выходные дни, когда Полечка возвращалась из сберкассы, Клара запрещала ей домашнюю работу и велела только отдыхать. В воскресные вечера она встречалась с подругами и ходила в кино. Лучшей её подругой была Лиза Фишберг - сестра Гени, мечты моей юности. С ней она дружила ещё с довоенных детских лет и между ними было много общего. Лизе, правда, досталось меньше горя нежели Полечке. Она все годы войны провела в эвакуации с родителями, их семью обошли потери в военное лихолетье. В глубоком тылу они не чувствовали опасности смерти от бомбёжек и обстрелов, голода и болезней. До войны и теперь они жили намного богаче нас. Однако, всё это не мешало их дружбе, которая продолжалась затем многие годы и сохранилась до последнего времени.
Лиза была намного смелее нашей Полечки в поисках личного счастья, и в свои восемнадцать лет уже серьёзно встречалась с ребятами, в том числе и с военными. В редкие дни отдыха она привлекала и Полечку на встречи с лётчиками.
Во время моего пребывания в Красилове я часто встречался с Зильбершмитами. За вечерним чаепитием, с участием Полечки, обсуждались вопросы, связанные с её работой и учёбой. Мы договорились, что закончив институт, я заберу её к себе, а пока она переселится в свою квартиру в нашем доме, освоит нелегкое бухгалтерское дело в сберкассе и поступит в вечернюю школу. Со всем этим моя сестрёнка соглашалась.
С помощью Клары нам удалось продать оставшуюся часть дома, которая принадлежала покойной миме Шейве. Мы до сих пор воздерживались от этого, считая, что должны согласовать продажу с нашими двоюродными братом и сестрой, которые были в таком же, как и мы родстве с Шейвой. Но они, перед отъездом из Одессы, наотрез отказались от своих прав на оставшуюся в Красилове недвижимость. То ли всерьёз, то ли шутя велели считать это их подарком к предстоящей моей женитьбе. Теперь мы могли со спокойной совестью это сделать и быть довольными тем, что не пришлось никого выселять с помощью прокурора. За сравнительно небольшую сумму в доме остались жить семьи, которые в нём жили во время войны, а полученные деньги были нам очень кстати в то трудное и голодное время.
Как-то Клара Кучер по большому секрету рассказала мне о встречах Полечки с одним сержантом из воинской части, у которого, как будто, в отношении неё были серьёзные намерения.
Когда я попросил Полечку познакомить меня с этим лётчиком, она наотрез отказалась, утверждая, что ничего серьёзного у них нет, что это её подруга встречается с одним солдатом, у которого есть друг Володя. Они иногда вместе гуляют, ходят в кино и на танцы.
Поверил я тогда своей сестрёнке и не стал настаивать на встрече с Володей. В моём представлении она ещё была ребёнком и, как мне казалось, о каких-то её серьёзных намерениях в личной жизни не могло быть и речи.
Как потом оказалось, за мою доверчивую наивность нам пришлось вскоре дорого поплатиться.
92
16-го декабря 1947-го года был обычным трудовым днём, какие бывают у студентов в напряжённую пору дипломного проектирования. Только закончилась последняя зимняя сессия и через несколько дней начиналась двухмесячная производственная практика.
Накануне мы с Анечкой приняли окончательное решение пожениться. В принципе мы договорились об этом уже давно, но всё откладывали юридическое оформление наших отношений из-за отсутствия финансовых возможностей снять комнату. Точная дата регистрации была продиктована желанием совместной поездки на практику, а главное - предстоящим распределением молодых специалистов, которое ожидалось в феврале.
О нашем решении Анечка рассказала родителям, а я - своим друзьям Коле и Ромке. Условились не предавать это широкой огласке, а собраться в комнате родителей невесты на скромный ужин в кругу родных и друзей.
Утром, перед уходом в институт, забежали в магазин, где купили по комерческим ценам виноградного вина и кое-что из продуктов. Ничто не предвещало происшедшей в этот день девальвации и подорожания цен к исходу дня в несколько раз
После занятий, как было условлено, отправились в ЗАГС. Шли пешком. Был пасмурный и прохладный день. Когда вышли на улицу Ласточкина, что ведёт к Оперному театру и расположенному напротив ЗАГСу, пошёл снег. Крупные снежные хлопья покрывали одежду, лицо, ложились на влажный асфальт. Они какое- то время сохраняли свой ослепительно белый цвет, а затем медленно таяли в ещё не очень холодном воздухе. Но настроение наше было приподнятым, прохожие - знакомые и незнакомые могли это легко заметить. И надо же, неподалеку от намеченной цели, случайно встретили сокурсниц Зою Марх и Марту Фельдман, которые тут же спросили:
-Не в ЗАГС ли мы направились?!
От неожиданности чуть не раскрыли наш секрет, но вовремя спохватились и ответили, что просто гуляем, любуемся первым снегом.
-Понятно, - многозначительно и с недоверием произнесли подружки.
Здание ЗАГСа ничем не отличалось от других на этой тихой улочке. Тогда ещё не было Дворцов бракосочетания, которые позднее, по чьему-то мудрому указанию сверху, стали открываться во всех больших городах Союза и даже в некоторых райцентрах. В небольшом тесном помещении, без вестибюля, ютилось несколько комнат, где оформлялись акты гражданского состояния, хранились архивные документы о рождении, браке и смерти людей.
Был конец рабочего дня и в ЗАГСе не было посетителей. Уже немолодая, приветливая женщина, с ходу приступила к собеседованию и привычной процедуре регистрации брака. Тогда ещё не устанавливались сроки на обдумывание намерений, не требовались и свидетели. После завершения всех формальностей женщина, добродушно улыбнувшись, велела заплатить пятнадцать рублей госпошлины.
Когда мы удивились столь малой сумме (ещё вчера это стоило 150 рублей), регистратор объяснила, что в этот день объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР о девальвации денег. Все старые деньги подлежали обмену на новые в соотношении 1:10 в сберкассах и специальных обменных пунктах.
