случае правящие консерваторы подчиняют общество «традиционным» ценностям, но обеспечивают минимум прав менее богатых слоев общества, чтобы сверхкритическое неравенство не привело наемных работников к ультралевой (маоистской) революции. Во втором случае правящие социалисты подчиняют общество идеалам «справедливости», но допускают некоторую свободу рынка, чтобы уравниловка не толкнула массу лавочников на ультраправый (фашистский) переворот.
И умеренный консерватизм, и социал-демократия управляются «по давлению в котле». Умеренные консерваторы вводят социальные гарантии левого толка под давлением профсоюзов, требующих улучшения жизни. Социал-демократы допускают рыночные отношения правого толка под давлением финансового капитала, требующего доходов с инвестиций. Мелкобуржуазное «болото» в зависимости от правого или левого уклона, требует то «равного распределения» (когда плутократия вытесняет с рынка их лавки), то «свободы предпринимательства» (когда пролетариат душит их налогами). Слой люмпена примыкает к любому радикальному движению, в надежде на легкую наживу.
Все стабильные на вид политические режимы современных республик уже полвека пляшут на этом постоянно перегревающемся котле, стараясь поддерживать баланс правого и левого недовольства, выпуская пар то из одного, то из другого клапана.
Видя, что одними плясками делу не помочь, они еще и поют — либо про «традиционные ценности», либо про «идеалы справедливости». Но, по мере роста мощности котла (увеличения производительности и интеллектуальной сложности труда), эти пляски и песни становятся все менее эффективным способом сохранения политической системы.
3. Цветик-пятицветик
На этом этапе мы встречаемся с новой, функциональной политологией, основанной на методических достижениях информационной эры. Началось все с диаграммы Дэвида Нолана (David Nolan). Она представляет собой ромб наподобие стилизованной картинки дискотеки с цветомузыкой. По левой оси отложено отношение к т. н. «политическим свободам», по правой — к т. н. «экономическим свободам» (эти свободы условны). Цвета обозначают основные политэкономические доктрины. В нижнем, репрессивном углу ромба — «коричневое» авторитарианство, доктрина неограниченной политэкономической власти личности или клана. В правом, синем углу — консерватизм плутократического рынка и «традиционные» ценности аристократической иерархии. В левом, красном углу — раздаточная уравниловка и идеалы «справедливости» другой иерархии — номенклатурной.
Пойдешь направо — потеряешь социальные гарантии и окажешься в наемном рабстве. Пойдешь налево — лишишься экономической свободы и прав на предпринимательство.
Будешь метаться — провалишься в «коричневое», и небо с овчинку покажется.
Везде засада, только в верхнем, зеленом углу маячит симпатичное либертарианство.
Либертарианство, как противоположность авторитарианству, было придумано даже раньше Великой Французской Революции — в середине XVIII века. В Декларации независимости США 1776 года мы видим либертарианскую концепцию: «Все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
Ничего похожего политическая система США не создала. На деле получился обычный правый консерватизм, который, после кровопролитных битв с профсоюзами, и неудачных игр в фашизм, превратился к концу Холодной войны в умеренно-консервативный строй. Но Декларация 1776 остается интересным документом политической истории. В нем впервые сказано о вторичной, служебной роли государства по отношению к обществу, а общество представлено не как единая община, а как множество автономных индивидов.
Смысл этого был осознан лишь в середине XX века, когда, в ходе развития кибернетики, Норберт Винер выдвинул идею человеческого использования человеческих существ. (N. Wiener, The Human Use of Human Beings; Cybernetics and Society. 1950).
4. Социальная кибернетика
Винер интерпретировал политику государства, как организационную деятельность, направленную на координацию деятельности индивидов, для достижения уровня эффективности и качества социума по критериям, заданным самими индивидами. Государство оказалось описано в обычных терминах экономики и корпоративного менеджмента, и утратило качественное отличие от других хозяйственных корпораций.
Политика — это управление некоторой долей результатов деятельности людей для удовлетворения их потребностей в условиях многообразия хозяйственной специализации. Она должна оцениваться в шкалах «цена управления — качество — риск», и никак иначе.
Формула Декларации 1776 относительно правительства становится простой, как покупка пылесоса. Сравниваем рабочие характеристики и цену устройства, и по ним выбираем (пылесос или правительство — какая разница). Государственные институты лишаются ореола священнодействия. Какие там правые и левые? Вы о чем? Скажите просто: сколько стоит ваш пылесос, какова его производительность, надежность и энергопотребление.
При либертаринском взгляде на диаграмму Нолана, видно, что правая и левая политические доктрины — это одно и то же устройство средневекового образца: крестьянская община под властью феодала. Левые позиционируются как общинники, а правые — как феодалы. Общинники хотят не слишком утруждаться и все делить поровну, а феодал хочет, чтобы общинники трудились как можно больше, чтобы собирать с них больше дани. Стратегии обоих просты, как мычание. Дележка поровну в общине минимизирует трудозатраты на выживание, но уменьшает долю феодала. Экономическая свобода, рынок и конкуренция (с перераспределением земель в пользу «эффективного собственника») вынуждает крестьян больше трудиться и больше производить — доля феодала растет. Крестьянская община защищается — она подвергает «эффективного» индивидуалиста остракизму, а если это не срабатывает — поджигает его дом. Феодал возмущается: «ленивые, завистливые, жестокие скоты!». Эти слова повторяет капиталист, а потом — директор коммунистического предприятия. Рабочие коллективы мешают поднять нормы выработки, применяя к «старательному работнику» или «передовику производства» те же методы, что крестьяне- общинники к «кулаку-мироеду».
5. Организационная импотенция
Парадокс: как после крушения Рима, в Западной Европе возник феодализм, так эта примитивная конструкция и тащится по ухабам истории из поколения в поколения воспроизводя один и тот же конфликт. Крестьянские войны средневековья, революции индустриальной эпохи и социалистические движения нового времени идут под одним лозунгом: общинные идеалы против частнособственнических ценностей. Две негодные средневековые концепции делят власть, то ища компромисс в умеренном консерватизме или социал-демократии, то пытаясь задавить противника фашизмом или маоизмом. Они уже запутались в этой дурной игре, они пасуют перед организованными преступниками и применяют силу против мирных граждан, чтобы принудить их уважать экстремистов. Они так долго и бездарно регулировали социум, что экономико- правовые понятия утратили естественный смысл, и объяснить их значение не в состоянии даже армия
