закрыта.
– Да кому ты нужен, – фыркнул я. – О такой краже писали бы все газеты.
– Тем более глупо спрашивать об этом у меня, – отпарировал компьютер.
Я отпустил клавишу и кисло улыбнулся, понимая, что не стоило затевать подобную дискуссию в присутствии клиента.
– Если вы закончили, – холодный тон Кэрол стал арктически ледяным, – я расскажу, как попала ко мне эта картина. Или вас это не интересует?
– Разумеется, интересует, – торопливо ответил я, чувствуя, что она вот-вот откажется от моих услуг.
– Мой отец торговал картинами. В Сакраменто у него была маленькая галерея. – Она присела на краешек стула. – Он умер два месяца тому назад, оставив мне и картины, и галерею. Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи и решила все продать. Проводя инвентаризацию, я нашла в сейфе этот портрет.
– Вам повезло.
– С этим еще надо разобраться. С одной стороны, картина может стоить несколько миллионов, с другой – я могу получить пять лет тюрьмы. Поэтому сначала хотелось бы выяснить, что меня ждет.
– Поэтому вы пришли ко мне. Очень мудрое решение, мисс Колвин.
– А вот в этом я начинаю сомневаться. Для человека, обладающего шестым чувством, вы на редкость неуверенно владеете остальными пятью.
Я нахмурился.
– Ваш отец что-нибудь говорил об этой картине?
– Нет… потому я и думаю, что он приобрел этот портрет незаконным путем.
– Вы представляете себе, как картина попала к нему?
– В общем-то, да. Прошлой весной он проводил отпуск в Италии, а вернувшись, очень изменился.
– В каком смысле?
– Стал нервным, замкнутым. Обычно с таким настроением из отпуска не приезжают.
– Интересно. Значит, вы полагаете, что он привез картину из Италии? Посмотрим, нельзя ли узнать что-нибудь еще. – Я протянул руку и коснулся шершавой поверхности холста. Перед моим мысленным взором возник лысый толстяк, несомненно, отец Кэрол, залитые солнцем городские площади. – Рим, – уверенно заявил я. – Ваш отец провел несколько дней в Риме, а затем перебрался в Милан.
– Верно. – Кэрол одобрительно кивнула. – Похоже, вы, действительно телепат.
– Благодарю. – Я вновь увидел темное помещение, скорее, пещеру, а в ней – все то же круглое деревянное сооружение.
– А больше вы ничего не узнали?
– По-моему, мы и так достаточно продвинулись.
– Вы не ответили на главный вопрос: мог ли Леонардо написать Мону Лизу дважды?
– Вероятно, мог, мисс Колвин. Я, правда, не знаю, как это скажется на стоимости оригинала.
– Оригинала?
– Я хотел сказать, другого портрета, того, что в Лувре. – Я всмотрелся в знакомый с детства портрет, и тут мне показалось… Та же знаменитая улыбка на губах, те же одежды, что на миллионах репродукций, но руки…
– Вы что, заснули? – прервал мои размышления возглас Кэрол.
– Разумеется, нет. – И я указал на руки Моны Лизы. – Вы не замечаете ничего необычного?
– Руки как руки. Или вы думаете, что можете нарисовать их лучше?
– Видите ли, на картине, что в Лувре, одна рука лежит на другой. А тут чуть приподнята.
– Возможно. Я же сказала вам, что ничего не смыслю в искусстве.
– Этим можно объяснить существование двух портретов. Вероятно, Леонардо нарисовал один, а потом решил изменить положение рук.
– В таком случае, почему он просто не перерисовал руки на первом портрете?
– Э… ну… да. – Я мысленно выругал себя за то, что сам не додумался до такой ерунды. – Пожалуй, вы правы.
– Поехали. – Кэрол встала и убрала картину в коробку.
– Куда?
– Естественно, в Италию, – нетерпеливо ответила она. – Вы должны выяснить, каким образом попала картина к моему отцу, и вряд ли вам это удастся в Лос-Анджелесе.
Я уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же захлопнул его, признав ее правоту. К тому же клиенты не ломились в мою контору, так что с деньгами было не густо. Да и сама картина заинтересовала меня. Какое отношение имела она к темной пещере и странному деревянному сооружению?
– Ну? – продолжила Кэрол. – Что вы на это скажете?
– Я согласен. Средиземноморское солнце мне не повредит.
Вечером следующего дня мы сидели в ресторане миланского отеля «Марко Поло». Вкусная еда и хорошая сигара настроили меня на благодушный лад. Я расслабился, любуясь точеными фигурками артисток варьете.
– Когда вы начнете отрабатывать полученный аванс? – нарушила идиллию Кэрол.
– А что я, по-вашему, делаю? Мы в отеле, где останавливался ваш отец, и, скорее всего, именно здесь он нашел продавца картины. Значит, рано или поздно, мы тоже выйдем на этого человека.
– Хорошо бы это сделать побыстрее, – заметила Кэрол.
– Телепатические способности не поддаются контролю, – отрезал я. – Пока мы сидим за этим столиком, невидимые сети мозгового поля, наброшенные на зал, позволяют…
– Позволяют что?
– Подождите. – Совершенно неожиданно в сети попала рыбка: высокий темноволосый официант, пронесший мимо поднос с бутылками, в недалеком прошлом, несомненно, имел дело с отцом Кэрол.
Я попытался связать его с «Моной Лизой» номер дна, но не услышал ответной реакции. Тем не менее, поговорить с ним стоило.
Кэрол проследила за моим взглядом.
– Мне кажется, вы уже достаточно выпили.
– Чепуха, я еще могу пройти по прямой. – Я поднялся и через двойные двери последовал за официантом в длинный коридор.
Услышав мои шаги, он обернулся и смерил меня взглядом.
– Извините, мне надо с вами поговорить, – объяснил я причину своего появления в коридоре.
– У меня нет времени, – отрезал он. – Кроме того, я плохо говорю по-английски.
– Но… – тут я понял, чего от меня ждут, достал десятидолларовую купюру и сунул ее в карман его белого пиджака. – Это вам на учебу.
– Похоже, ко мне возвращаются школьные знания, – улыбнулся он. – Вам нужна женщина? Каких предпочитаете?
– Нет, женщина мне не нужна.
Он на мгновение задумался.
– Вы хотите сказать, что предпочитаете…
– Я хочу сказать, что женщина у меня уже есть.
– А! Так вы хотите продать женщину? Позвольте заметить, синьор, вы правильно сделали, обратившись ко мне. У меня есть связи на рынке живого товара.
– Нет, я не хочу продавать мою женщину.
– Вы в этом уверены? Если она белая, вы сможете получить за нее две тысячи.
Мне надоела бессмысленная болтовня.
– Послушайте, Марио, мне нужны кое-какие сведения.
– Откуда вам известно мое имя? – встревожился официант.
– У меня есть свои секреты.
– А-а-а, телепат. – Он понимающе кивнул. – Ну, конечно, синьор. Скажите, что вас интересует, и я