наши деньги. Только третью часть себе требует. Поторговались, сошлись на четвертой. Отдал Мамут все червонцы, себе немного на баранину оставил. Не спал ночью, все думал, что много дал за хлопоты. Обидно было. Мучился человек.
На другой день стада не погнал. Когда богатый, разве будешь чабаном! Пошел дом торговать в Ялы- Богазе. Никто не жил в доме — дешево продали. Без денег, в долг купил. Мулла татарламу сделал по шариату. Мастеров нанял дом поправить. Без денег пошли, знали, что Мамут самый богатый человек на деревне.
Ждет Мамут караима Шапшала. Все не едет. Пришла ураза, нельзя целый день кушать. Недоволен Мамут, к баранине привык. Стал бранить потихоньку старый закон, а Шайтан смеется: — Скоро Мамут моим будет!
По ночам слышит Мамут чужой голос: — Обманул тебя Шапшал. Пропали червонцы. Никогда не увидишь их. — Хмурым встает по утру Мамут. Все радуются: скоро Курбан-байрам; Мамут сердит на всех, не думает о празднике.
Один раз в деревне услышали колокольчик. Приехал начальник. Бежит сотский за Мамутом.
— Иди, тебя зовет.
— Зачем?
— Ты клад, говорит, нашел, куда его девал?
Испугался Мамут.
— Скажи, не нашел.
— Как скажу? Ведь все знают,
— Ну, скажи, дома нет.
Почесал сотский затылок и пошел к начальнику. А Мамут взял со стены ружье и ушел через сады в Ялы-Богаз.
Над ущельем нависла черная туча, темно стало; буря началась; вспомнил Мамут тот день, когда клад нашел.
Ветер деревья ломает, в трубе воет; собаки на дворе воют, нехорошо воют, покойника чуют.
Положил Мамут чекмень на пол, лег спать. Заснул, не заснул — не знает. Только видит в углу на корточках сидят гости: белый, черный, грек-дангалак, армянин-хозяин, зарезанные чабаны. Сидят, тихонько разговаривают, боятся разбудить Мамута. Пошевелился Мамут. Погладил длинную бороду белый.
— Мамут, к тебе пришли. Сначала я скажу, потом он скажет. Посмотрим, кого послушаешь…
Долго говорил белый, душу спасти просил, на мечеть мулле дать, бедному соседу дать, сироту в дом принять. Напишет мулла в Стамбул, поймают Шашпала, вернут в Отузы деньги. Не будет Мамут в тюрьме сидеть: начальника хорошо попросят. Когда начальника хорошо просить, начальник добрый будет.
Смеется черный.
— Только Шапшала где теперь найдешь? Давно из Стамбула ушёл. Хочешь деньги, можно иметь деньги. Скоро начальник поедет. Насыпь больше дроби в ружье. Близко поедет. Будет много денег.
Поднялся Мамут на ноги; точно провалились все его гости; только пол заскрипел. Слышит, звенит колокольчик. Зарядил ружье, за окошко спрятался. Шагом едет начальник, дорога плохая. Вспомнил о Мамутовом кладе, оглянулся на дом. Блеснуло в окне что-то, пошел по горам гулять выстрел. Позади ехали верховые; бросились к дому, схватили Мамута, скрутили кушаком ему руки. Не боролся Мамут; знал, что пропал человек.
Сидит Мамут в тюрьме, ни пьет, ни ест, позеленел; всю ночь с кем-то разговаривает. Страшно караульному: один, а на два голоса разговаривает. Сумасшедший, думает. Вдруг, видит, стал Мамут рвать на себе шаровары, схватил что-то в руку, запрыгал от радости. Не стал караульный дальше смотреть, зашел за дверь; не видел, как вскочил к Мамуту зеленый Шайтан, как руку на плечо положил.
— Прячь скорей свой последний червонец; увидят — отберут. Прячь в рот.
Сунул Мамут в рот червонец. Зазвенел засов тюрьмы. Глотнул Мамут и удавился.
Узнали в деревне, что удавился червонцем Мамут, говорили: — Жадный был человек, глупый был человек, дом в Ялы-Богазе купить захотел. Кто в Ялы-Богазе может жить! Нечего жалеть такого человека!
С того времени никто в этом доме не живет и народ его называет Шайтан-сарай.
Помолчал Асан, а потом прибавил: — Может быть, и теперь Шайтан здесь живет. Кто знает! Когда Шайтан где станет жить, долго оттуда не уйдет!
Печатается по изданию: «Легенды-Крыма», Н. Маркс, Выпуск первый. М., 1913.
Этот домик, принадлежащий ныне одному армянину, по-прежнему, остается нежилым. Случай с кладом, найденным чабаном в стене развалины церкви Успенья Богоматери, рассказывал моему отцу, Александру Карловичу Марксу, в шестидесятых годах прошлого столетия, феодосийский исправник Изнар. Развалины церкви на Келисэ-кая (церковная гора) сохранились и до наших дней, Чабан — пастух. Таяк (копыто) — посох с крюком, которым чабан ловит овцу за ногу. Око — мера веса, 3 фунта.
Кетерлез
Кетерлез омыл лицо водой, посмотрел в ручей.
— Сколько лет прошло, опять молодой. Как земля, — каждый год старой засыпает, молодой просыпается.
Посмотрел вокруг. Синим стало небо, зеленым лес; в ручье каждый камушек виден.
— Кажется, не опоздал, — подумал Кетерлез и стал подниматься в гору.
У горы паслась отара. Блеяли молодые барашки, к себе звали Кетерлеза.
— Отчего в этот день коней, волов не трогают, не запрягают, а нас на шашлык берут? — остановились, спрашивая, овцы.
Подогнал их чабан: — Нечего даром стоять. По тропинке ползла змея.
— Кетерлез, верно, близко, — подумал пастух,
— Когда Кетерлез молодым был, с коня змею копьем убил. С тех пор, когда он идёт, всегда змея от него убегает.
Поднял чабан камень, чтобы убить змею. Крикнул ему Кетерлез:
— Лучше ложь в себе убей, чем змею на дороге.
Не коснулось слово сердца чабана, и убил он змею.
— Хорошо вышло, Кетерлез будет очень доволен.
Вздохнул Кетерлез; посмотрел вниз.
Внизу, по садам, поддеревьями, сидели люди, готовили на шашлык молодого барашка.
— Ай, вкусный будет, когда придет Кетерлез, есть чем угостить.
— Может быть, прежде ходил, теперь больше не ходит, — сказал один.
Засмеялся другой.
— Наш Хабибула крепко его ожидает. Думает, покажет ему ночью Кетерлез золото; богатым будет.
Сидел Хабибула на утёсе, молчал.
— Отчего молчишь, Хабибула? Старым стал, прежде всегда хорошую песню пел.
И запел Хабибула:
— Ждем тебя, Кетерлез, ждем; прилети, Кетерлез, к нам сегодня; принесись на светлых струях; заиграй музыка сердца. Чал, чал, чал!..
Прислушался Кетерлез, подумал;
