— Этого не спрашивай, — глухо проговорил отец; он погладил мальчика по волосам. — Ты за тот день на меня не сердись. Очень день был трудный.
— Я и не сержусь, — ответил Костя. — А почему ты хотел меня в Ереван отослать? Разве я трусил?
— Нет, ты не трусил. Ты храбрый мальчик! Но это было опасно…
Отец грустно усмехнулся:
— В тот день я видел одного из тех, кто очень хочет войны.
— Мак-Грегори?
Рука отца неожиданно крепко сжала ему плечо.
— Где ты слышал это имя? — тихо спросил он.
Костя промолчал — ему было трудно признаться, что он хоть нечаянно, но подслушал.
— Где ты слышал это имя? — повторил отец, склоняясь над ним. — Скажи, это очень важно!
— Ты сам назвал его полковнику.
— Ты подслушивал?
— Нет. Мы вместе с Самвелом прятались за деревом. Мы боялись, что ты нас увидишь и отправишь в Ереван.
Отец облегченно вздохнул:
— У тебя, однако, острый слух!.. Ну, иди, Костик, тебе пора спать.
Утром произошло событие, если только так можно назвать неожиданное появление нового человека, внесшее оживление в жизнь заставы.
Когда Костя и Самвел бежали на кухню, где повар Яремчук кормил их завтраком, они вдруг увидели молодую красивую девушку лет двадцати. Одетая в белую кофточку и синюю юбку, она была похожа на старшую пионервожатую из их интерната; не хватало только красного галстука. Лицо у девушки было продолговатое, окаймленное светлыми, спутанными ветром волосами. Ее серые глаза все время меняли свое выражение. Они были то задумчивые, то грустные, то так и лучились весельем. И ее милое лицо отражало те чувства, которые девушка в этот момент переживала.
Она оживленно разговаривала с капитаном. Видно было, что она задает ему вопрос за вопросом, а он не успевает на них отвечать. Потом отец позвал дежурного и приказал ему отнести чемодан девушки в канцелярию.
Когда ребята после завтрака вошли в рощу, девушка в одиночестве сидела за столом в беседке и, подперев рукой подбородок, пристально смотрела сквозь кусты на распахнутые двери дома.
Она приветливо улыбнулась ребятам и кивнула им головой, тряхнув при этом светлыми волосами.
— А вы, малыши, тоже пограничники? — спросила она.
— Мой папа — начальник заставы, — ответил Костя.
— А как тебя зовут?
— Костя.
— А тебя? — улыбаясь, обратилась она к Самвелу.
Самвел почему-то засмущался и даже отошел в сторону.
— Его зовут Самвел, — ответил Костя. — Мы вместе живем в интернате… А как вас зовут?
— Зови меня Мариной.
— Откуда вы приехали?
— Из Москвы.
— Ого! — сказал Костя. — Я еще в Москве не был…
— Вы Виктора Серегина знаете? — спросила Марина, продолжая смотреть через их головы на раскрытые двери дома.
— Конечно, знаю! — воскликнул Костя. — Кто его здесь не знает! У него есть собака Факел! Как он ей скажет: «Фас!», так она, кого он велит, разорвет на мелкие куски!..
Марина шутливо съежила плечи:
— Ну и страшные истории ты, Костя, рассказываешь!
— Факел уже трех нарушителей задержал, — вдруг вступил в разговор Самвел. — И в него стреляли. Даже ранили…
Марина испуганно взглянула на мальчиков:
— И Виктора ранили?
— Нет, — покачал головой Самвел, — это было три года назад. Еще до приезда Виктора.
Она облегченно вздохнула:
— Что вы еще о Викторе знаете?
— Он золотые монеты из колодца вытащил, — сказал Самвел.
— И много?
— С тыщу, — сказал Костя; он не знал точно, сколько монет было извлечено из колодца, но слово «тысяча» звучало солидно.
— Как же они в колодце оказались?
— Клад! — для таинственности понизив голос, прошептал Самвел.
Ребята подробно рассказали и о монетах, и об обезьяне, и о кобре. Марина внимательно слушала их.
— Кобра была здесь? — всплеснула она в ужасе руками.
— Да вы не бойтесь! — хором уговаривали ее ребята. — Она уже уползла…
Но роща, в которой сидела Марина, сразу утратила для нее свое очарование.
— Что же так долго не идет Виктор? — спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам.
— Я сбегаю узнаю, — предложил Костя. И он уже сорвался со скамейки, как в беседку вошел отец.
— Я говорил с Виктором по телефону. Он только что дошел до развилки дорог и повернул назад.
— Сколько же ему идти сюда?
— Да больше часа! — Как долго!
Отец присел на скамейку рядом с Мариной.
— Вы приехали только на один день? — спросил он.
— На два дня. Послезавтра выеду обратно в Москву… Можно мне с ним видеться и завтра?
— Хорошо. Только смотрите не расстраивайте его. Вы уедете, а он тут загрустит. У нас и так трудностей много…
— Я бы здесь, наверное, долго не вытерпела, — сказала Марина. — Хотя тут как будто колодцы набиты золотыми монетами. Но зато жара, скорпионы, кобры! И, наверное, страшная скука!
— Да, у нас не очень-то весело.
— И вы всю жизнь живете в таких местах? — спросила она.
Отец пристально посмотрел в лицо девушки, словно увидел его впервые.
— Вы мне вначале показались другой… — сказал он.
Она пожала плечами:
— Такая жизнь мне просто кажется непривычной.
— Я тоже родился в Москве, на Ордынке, и прожил там почти двадцать лет… — Отец поднялся. — Если хотите скорее увидеть Виктора, разрешаю вам выйти с заставы и подняться на холм. Ребята вас проводят.
Костя и Самвел переглянулись. Они уловили холодок в тоне отца. Сидела бы эта Марина в своей Москве, раз ей там нравится! А то явилась сюда всех жалеть…
Они вышли с заставы и направились к невысокому холму тропинкой, которая вилась у самого берега.
— Вы кто Виктору: жена? — спросил Костя с неприязнью.
— Нет, невеста.
— Плохо! — вздохнул Самвел.
— Почему?
— Была бы сестра, оттрепал бы он тебя за косы… Знала бы тогда! — Незаметно для себя Самвел
