Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных труд

оцениваться иначе — фон Корен уговаривает дьякона: «Продолжая быть обыкновенным дьяконом, который обязан служить только по праздникам, а в остальные дни — почивать от дел, вы и через десять лет останетесь все таким же, какой вы теперь, и прибавятся у вас разве только усы и бородка» (7, 384).

Иногда такая амбивалентность обыгрывается Чеховым комически. В рассказе «Сапожник и нечистая сила» Федор мечтает о том, чтобы «богачи мало-помалу превратились в нищих, которым есть нечего, а бедный сапожник стал бы богачом», но оказывается, что богачом быть так же дурно, как и бедным. Бедный сапожник может играть на гармошке, орать во все горло песни на улице и подпирать спиной забор, но ему нечего есть и над ним может «куражиться» любой богач. А богач, который всегда сыт, может гулять, а не работать, и который спит на мягкой, пуховой перине не может «безобразить» на улице, да и приласкать жену, дав ей «раза в спину», тоже не может. Так что и там и тут есть и свои минусы и свои плюсы, а, в общем, «всех ждет одно и то же, одна могила» (7, 228).

Слова татарина («В ссылке»), который «примешивая к своей ломаной речи татарские слова», с волнением и ненавистью высказывает Толковому: «Бог создал человека, чтоб живой был, чтоб и радость была, и тоска была, и горе было» (7, 49), возможно, значат в чеховском мире гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Радость и горе — это те же самые плюс и минус, которые есть в каждом явлении, только учитывая оба полюса можно достигнуть объективности.

Не всегда амбивалентность каких-то явлений очевидна, иногда двойственность, потенциально заложенная в том или ином образе, скрыта в «глубинной» семантике и может быть раскрыта лишь при пристальном рассмотрении. В повести «Скучная история» в V главе важную роль играет образ «окна», через которое разговаривают Николай Степанович и Катя. Если рассмотреть этот образ с точки зрения его амбивалентности, то окажется, что его значимость именно в этом эпизоде очень высока. В славянской мифологии «через окна не разрешалось плевать, выливать помои и выбрасывать мусор, так как под ним якобы стоит Ангел Господень. Вообще стоять под окном обозначает быть нищим или посланцем бога. Через окно осуществляется подчас диалог между хозяевами и колядниками, волочебниками или участниками других „обходных“ обрядов».[175] Катя в данной ситуации выступает в функции просителя — она под окном, происходит диалог между Катей и Николаем Степановичем, но ситуация как бы переворачивается. Катя проситель, но просит она не дать ей деньги, а забрать их у нее. Фактически она, умоляя взять у нее деньги, просит гораздо о большем, она просит дать ей спокойствие, а возможно, еще большее — жизнь (на протяжении повести Катя несколько раз говорит о том, что не может дольше так жить). Амбивалентность в этой ситуации как бы становится основой всех отношений. Катя и проситель и дающий, она и посланец бога и «отставная актриса». Если к тому же мы вспомним, что дело происходит в Воробьиную ночь — «ночь с сильной грозой или зарницами; время разгула нечистой силы»,[176] то описание Кати, какой ее в первую минуту увидел Николай Степанович, вызывает ассоциации со смертью, о которой именно в эту ночь думает Николай Степанович, он только что пожалел, что «не умер внезапно».

«Тишина мертвая <курсив во всех цитатах мой. — А.Ш.>, такая тишина, что, как выразился какой-то писатель, даже в ушах звенит. Время идет медленно, полосы лунного света на подоконнике не меняют своего положения, точно застыли… Рассвет еще не скоро.

Но вот в палисаднике скрипит калитка, кто-то крадется <Николай Степанович перед этим говорит: „такое у меня чувство, как будто смерть подойдет ко мне непременно сзади, потихоньку“. — А.Ш.> и, отломив от одного из тощих деревец ветку, осторожно стучит ею по окну.

— Николай Степаныч! — слышу я шепот. — Николай Степаныч!

Я отворяю окно, и мне кажется, что я вижу сон: под окном, прижавшись к стене, стоит женщина в черном платье, ярко освещенная луной, и глядит на меня большими глазами. Лицо ее бледно, строго и фантастично от луны, как мраморное, подбородок дрожит» (7, 303). Бледная, с мраморным лицом, большими глазами, в черном платье, крадется с веткой тощего дерева (смерть обычно с косой или клюкой, и там и тут есть дерево) да еще и освещенная луной,[177] «очень яркой», кто же это как не смерть. Но то, что предлагает Катя Николаю Степановичу — это попытка избежать смерти: «Вы поедете куда-нибудь лечиться… Вам нужно лечиться». Опять-таки в ее образе скрытая амбивалентность — смерть и жизнь, проситель и даритель, она предлагает возможность избежать смерти и сама простит дать ей жизнь.

Возвращаясь к образу окна — по народным представлениям, а к ним есть отсылка в тексте повести, может быть, чеховская подсказка («Бывают страшные ночи с громом, молнией, дождем и ветром, которые в народе называют воробьиными»), через окно «в поминальной обрядности осуществлялось общение с душами умерших»,[178] общение Николая Степановича с Катей происходит именно через окно. Катя находится за окном, то есть, если рассматривать эту ситуацию в свете народных представлений, ирония формально занимает «место» души умершего. В следующей главе, когда Николай Степанович и Катя встречаются в Харькове, Катя говорит: «Николай Степаныч! — говорит она, бледнея и сжимая на груди руки. — Николай Степаныч! Я не могу дольше так жить! Не могу! Ради истинного бога скажите скорее, сию минуту: что мне делать? Говорите, что мне делать?» (7, 308). Катя опять выступает в функции просителя, как и прошлый раз она даже не просит, она умоляет, но речь уже не идет о деньгах, только о жизни. Во второй главе повести тоже есть эпизод, в котором речь идет о деньгах Кати и о ее жизни: в письме, которое Николай Степанович получил от Кати после ее разрыва с любимым мужчиной и театром, Катя пишет: «Не могу дольше жить. Распорядитесь моими деньгами, как это найдете нужным» (7, 273).

По отношению к образу Кати выстраиваются два семантических ряда с противоположной валентностью: она проситель и даритель, ей отказывают в просьбе и не принимают ее дара, в ее образе совмещаются образы смерти и жизни, то есть ее образ амбивалентен. Николай Степанович на вопрос Кати, «отрицательное» ли она явление, говорит «да», но она — его «сокровище» и в этом тоже амбивалентность.

Уравновешивание «плюсов» и «минусов» в художественном мире чеховских произведений нашло свое отражение не только в изображении отдельных героев, образов, жизненных явлений; практически любой мотив, который для чеховских произведений значим, по своей природе амбивалентен. Возможность двойственной оценки «вина» органично вписывается в систему всего «чеховского», где нет абсолютно отрицательных героев, как нет и абсолютно положительных. Отражение в художественном мире амбивалентности реальной жизни это не только принцип изображения, но, возможно, «чеховское „представление мира“» (М. Горький), его угол зрения на действительность, предопределивший единую трактовку целого ряда разнообразных тем, мотивов, ситуаций и ставший «формообразующей идеей писателя».[179]

Н. В. Барковская. Екатеринбург «Пьяный красный карлик не дает проходу…»: Мотив вина в поэзии А. Блока и А. Белого

Мотив вина обладает огромной символической валентностью, он сочетается буквально со всеми сквозными темами (любовь, сон, смерть, Бог, дьявол, город) и мотивами (влага, метель, огонь, змея и т. д.) А. Ханзен-Леве даже не выделяет его отдельно, описывая мотивную структуру русского символизма.[180] Ограничив себя в материале исследования, мы проследим трансформацию мотива вина только в лирике А. Блока и А. Белого, наиболее полно воплотивших символистский миф о мире, как в возвышенном, так и в гротескно-карнавальном вариантах.

1. Образ «Пьяной вечности». Мотив вина связан с дионисийским священным экстазом, позволяющим преодолеть ограниченность отдельного «я». Культовое пьянство (причащение из золотой чаши) приобщает героя к вечно движущемуся, «танцующему» Космосу и к Вечности. Вино