пасторском воротничке. Прошли рыба-удильщик с фонариком и двенадцатиногая корова. Осколок Шалтая- Болтая. Лебедь и гриф. Лев со своим безголовым укротителем. Боксерская груша и маленький негритенок. Плюшевый город — словно бал-маскарад, который всегда с тобой.
И Черепашка хотел никогда-никогда не расставаться с ним.
В своей комнатушке Эдна Маккролл гладила рубашки мужа. Электрический вентилятор своими стенаниями заглушал радио, производя при этом чахлый ветерок. Пот капал с носа Эдны на раскаленный паровой утюг. Это был мерзкий утюг. И рубашки были мерзкими. И кукольная мебель в квартире была мерзкой, безвкусной кукольной мебелью, и ветхие картонные стены были мерзопакостными.
Что просто убивало Эдну, так это то, что на Теддино жалование охранника в банке они могли бы снимать куда лучшее жилье. Проблема была в прискорбной привычке Тедди каждые выходные пропивать половину своей зарплаты. Эдна мысленно представляла себе, какое у муженька будет выражение морды, если она вдруг совершенно случайно уронит на его огромную вонючую лапу вот этот самый утюг. И поделом ему!
Радио было настроено на мыльный сериал о больнице Федерального штопального управления, где все, вплоть до последнего санитара, были просто очаровашками и получали кучу денег. Медсестра с сексуальным голоском была королевой персонала. Все врачи-мужчины сгорали от страсти к ней, она же оставалась холодной как лед и смешивала их с грязью. Эдне хотелось быть похожей на нее.
Пока хозяйка мечтала в своей каморке, Неженка в ванной занималась Клыком. Эдна не обращала внимание на злорадный смех палача-попугая и отчаянные вопли грызуна. У нее хватало своих забот.
Неженка проводила экспериментальную проверку своей новой теории, согласно которой в канализации под унитазом водились маленькие рыбки-дерьмоеды. Неженка была убеждена, что если она будет удить, используя подходящую наживку, то непременно поймает одну из этих туалетных рыбок и тем самым внесет неоценимый вклад в науку. Она смастерила удочку из палки для штор, зубной нити и канцелярской скрепки. Наживкой сегодня работал не кто иной, как Клык.
Дышать под водой Клык не умел, но у Неженки все было учтено. Каждые две минуты она вытаскивала его на поверхность. Переведя дух, хомяк обычно начинал истошно визжать. Но и от этого было отличное средство. Неженка просто спускала воду в унитазе.
— Хомячок хочет печенья? — спросила Неженка.
— Бульк, — сказал Клык.
Тем временем Эдна вытаскивала из кухонного шкафа моющие средства. Бутылки и жестянки ряд за рядом выстраивались на обеденном столе.
Она бросила взгляд на потолок. Учительница танцев все утро крутила одну и ту же пластинку. Все тот же шлягер сестер Гофер. Оркестранты небрежно перебирали струны, три женщины пели, и сладкая мелодия свинга разливалась в душном городском воздухе:
Эдна села, нацепила очки и принялась изучать этикетки на бутылках с химией. Особое внимание она уделяла рекомендациям на случай непредумышленного отравления.
Куколка Дорис свернула с проспекта Вечерней сказки на Тафтяную улицу. На ней были розовато- лиловая шляпа колоколом и пальто, хотя дождя и не ожидалось. Она шла по улице, возбужденно встряхивая белокурыми кудряшками и крепко стискивая свою расшитую бисером сумочку.
Дорис направлялась в бар Цыпочки по ту сторону железнодорожной эстакады. В ее сумочке было полно тахинного героина. Белокурые кудряшки не были ее настоящими волосами, и героин был не ее. Он принадлежал Мамаше Ленивец.
Чертовы синдикатские шлюхи! Дорис мечтала отправить их всех побродить по заливу в цементных ботинках. Еще она мечтала уехать в Мармеландию и забраться на Лакричную башню. Дорис вообще о многом мечтала.
Она задержалась у газетного киоска, которым заправлял старый усатый морж. Стояла на тротуаре и читала заголовки. Деревянные игрушки из Верстачной республики вторглись в Газонный край и расплавили несколько сотен оловянных солдат. В Обжигистане предполагается еще до наступления темноты провести массовую мобилизацию глиняных болванчиков. Чучиленд, Надувания и Пряничный доминион собираются создать оборонительный альянс. Это может привести к тому, что мэр Плюшевого города объявит им войну. Потрясающе. Мало ему гигантских монстров. Теперь он еще в войну хочет ввязаться. А между тем бумажные человечки из Бюрограда собираются испытывать новую чернильную бомбу.
— Тут тебе не библиотека, — пробурчал морж. Она пошла дальше. Предстояло посетить еще множество мест и повидать кучу народа.
Этот город пытался раздавить Дорис, но она держалась изо всех сил. Когда было грустно, шла в кино. Возвратившись домой, сидела в одиночестве в своей прокуренной комнатке и круглые сутки слушала пластинки, лишь бы не слышать собственных мыслей. Пила кофе. Глотала таблетки. Выполняла поручения вестсайдских подонков. Такая вот жизнь у симпатичной маленькой куколки из Огайо.
Что ей следовало сделать, так это вскрыть себе вены. Прямо сейчас. Не дожидаясь, пока дела пойдут еще хуже.
А тротуар все тянулся и тянулся. По радио витийствовал какой-то святоша. Проходя мимо открытых окон, Дорис могла бы выслушать проповедь, не пропустив ни единого слова. Попы говорили, что Взрослые из мира вещей создали кукол по своему образу и подобию. Но если это правда, то почему Взрослые обрекли кукол быть немыми и беспомощными игрушками
Церковники утверждают, что, когда там, внизу, хорошая игрушка отправляется на Жертвенный костер, ее душа поднимается на Столешницу мира и в награду за перенесенные страдания обретает дар речи и способность к движению. Есть ли в этом хоть крупица истины?
Что это вообще за посмертие? Здесь ведь тоже умирают. Что будет с твоей душой, если ты умрешь тут?
Она могла прекратить это. Прямо сейчас пойти домой и принять все свои таблетки разом. Сделать всем одолжение и покончить с собой.
Где-то за голубым шелком небес прогрохотал невидимый барабан. Холодная морось дождя висела в воздухе, словно траурная вуаль. На пустоши показался хлопковый пес, который сломя голову мчался по тугой обивке. Клочья разодранной ткани свисали с его лап. Пес истекал гусиным пухом, а его путь отмечали сугробы белых перьев. Он бежал прочь от Волнистых гор, все дальше на юг, прямо к городу. Ситцевая хищница уже отгрызла его красивый хлопковый хвост. Теперь она гнала свою жертву через бесплодные земли. Именно так кошка всегда и поступала. Она любила поиграть, и сейчас развлекалась вовсю. В любом случае она собиралась выпотрошить его еще до захода солнца.
Ребра пса проступали сквозь шкуру; нитки, удерживающие пуговицы глаз, покраснели. Несколько дней он скрывался в пещере, где и пищи-то никакой не было, кроме нескольких летучих мышей да сороконожек. Около часа назад кошка выгнала его на открытый воздух. Пес был слишком изнурен, чтобы сопротивляться. Возможно, он мог отыскать какое-нибудь другое укрытие в картонном городе маленького народца.
Толпа игрушек собралась на Ножничном мосту. Бинокли зевак были направлены на Волнистые горы. Ситцевая кошка неслась по лощине как молния, стремительно нагоняя пса.
У несчастного не оставалось ни единого шанса. Размером он был не больше грузовика, тогда как с кошкой сравнился бы не всякий океанский линкор. Она могла загнать его, унизить, вытянуть из него бечевки сухожилий и ими же связать его как бычка на бойне, содрать с него шкуру, съесть язык, а потом, испуская адские вопли, утащить труп в кромешную ночную тьму. А почему бы и нет? Он это заслужил. Кошка не могла точно припомнить, что именно пес натворил, но какая разница? Он был виновен по определению, и должен был сполна расплатиться за все.
Этой ночью кошка искалечит и сожрет своего вечного соперника, как требует того древнее проклятие.
