был готов немедленно открутить кому-нибудь голову, и не понарошку, а всерьез.
— Ты правильно меня понял, — холодно сказал дядя Лева.
— Если не предлагать бандюков, то не предлагать никого.
И ни малейшего сочувствия в голосе виртуала. Лашезин медленно сосчитал про себя до десяти, стараясь успокоиться. Все верно. Что Войцеху, давно уже не человеку, мелкие человеческие проблемы? Вероятно, человечество его интересует постольку, поскольку оно поддерживает работу Сети…
— Еще один вопрос… Где Тим?
— В розыске, как я уже сказал, — немедленно отозвался Вокульский. — А территориально — не знаю. Полагаю, все еще в Европейской части Федерации. С транспортом сейчас не очень… Последний раз его засекли в столице и, кажется, даже гоняли, но он опять ушел. Шустрый. И с ним еще двое.
— Все трое в розыске категории «экстра»? — спросил Лашезин, чувствуя, что начинает нащупывать главное.
— То-то и удивительно, что все трое. Есть тут у меня несколько гипотез из разряда безумных…
Застучало в висках, отдалось в затылке. Сердце давно уже стучало не по возрасту торопливо. Лев Лашезин утер пот со лба:
— Например?.. Стой, сам скажу! Прямой информации у тебя нет, она за семью печатями. Допустим, ты ее просто не нашел или не сумел взломать защиту… Но виртуалки, с которыми ты общаешься под женской личиной и которые бродят по всей Сети, тоже не в курсе дела, иначе ты знал бы хоть что-нибудь. Что из этого следует? Государственный секрет? Быть может, даже надгосударственный? Важнейшая тайна, краеугольный камень. Так? Что это может быть — тайна телепортации?..
— Это одна из гипотез, — согласился Вокульский.
— Трое! — вне себя закричал Лашезин. — Слышишь, Гойко! Трое проникли в тайну телепортации!
— Проникли или могли проникнуть, — меланхолично прокомментировал Вокульский. — Если такая тайна действительно существует. А если она существует, то архинадежно охраняется. А если она архинадежно охраняется, значит, рецепт телепортации таков, что его способен освоить любой. Подчеркиваю: любой, а не только любая. Вот власти и дергаются. И повторяю: это только гипотеза.
— Мы должны знать это!
— К закрытой информации мне не пробиться. — последовал быстрый ответ. — К закрытой по- настоящему. Мне даже не удастся к ней приблизиться.
— Попытайся!
Вокульский медленно покачал головой:
— Я еще не готов умирать…
— Ты боишься, что тебя найдут?
— Вряд ли им это удастся. Хотя ищут. Надо сказать, их ловушки довольно примитивны. Но в самом крайнем варианте они могут пойти на радикальное решение — уберут из Сети базовые программы, позволяющие существовать виртуальным личностям. Уничтожат кучу заслуженных виртуальных баб, но доберутся и до меня. К счастью, Департамент не сможет пойти на радикальные меры без санкции Верховной Ассамблеи. Но есть и обходные пути…
— Создать и запустить в Сеть специфический вирус? — спросил Лашезин.
— Одно из решений. — Вокульский поморщился. — Прости, мне неприятно даже слышать об этом. Я сильно рискнул, приняв от Тима его… манускрипт. Я больше не хочу.
— Значит, на тебя не рассчитывать? — Против воли в голосе прозвучала горечь.
— В этом — нет. И позволь тебе еще раз заметит в: ты не тем занимаешься. Неверный путь.
Умолять?.. Упасть перед монитором на колени?.. Пристыдить?.. Напомнить о годах борьбы?.. Дядя Лева выдавил из себя улыбку — не умоляющую и не презрительную. Грустную.
— Ты забыл себя, Войцех. Ты забыл самого себя.
На экране медленно растворялось лицо старого друга. Подергивалось рябью, будто уходило все глубже и глубже под воду. Виртуал был выше желания оставить за собой последнее слово.
Пискнуло. Ярким угольком зардел индикатор разрядки. Лашезин щелкнул выключателем, и экран погас.
— Ну и зачем тебе это было надо? — разочарованно пробубнил Гойко. — Тим Гаев, Тим Гаев!.. Где он, а где мы? До Европы нам сейчас никак не добраться. Да еще поди поищи его там…
— Искать не надо, — отозвался дядя Лева. — Не сам Гаев нам нужен, а только связь с ним. — Неожиданно он подмигнул Гойко: — Приятно знать, что задача чуточку облегчилась, а?
23
— Тим, это тебе.
Рукоять десантного ножа удобно ложится в ладонь. Внушительное оружие, но тяжеловатое. И совершенно несбалансированное. Драться им можно, но метать не стоит.
Впрочем, я и не специалист по метанию, а так, любитель. Благодаря игре с Двускелетным…
— Подарок, — торопливо поясняет Шурка Воробьянинов, преданно глядя на меня. — Специально для вас… для тебя добыл.
И сейчас же пугается своей оплошности. «Для вас»! Знает же, что подобного обращения я не терплю, а все равно сбивается. И не он один. Почти все юнцы глядят на меня с обожанием. Что я им, идол?
— Спасибо, но…
— Он выкидной, — торопится сказать Шурка. — И магазинный, на три лезвия.
— Это как?
— Можно показать? — Показать ему явно не терпится. Он в восторге от того, что может меня чему-то научить.
Остынь, парень. Я такой же, как и ты, и даже разница в возрасте между нами не слишком существенна. Не бог я, не царь и не герой. Чего же ты ждешь от меня? Избавления?
Я всего лишь соломинка, за которую ты ухватился, не желая тонуть. Разве я виноват, что поблизости не оказалось надежного спасательного круга?
Нисколько. Я не обнадеживал тебя, но стоит тебе понять, что я не в силах оправдать твои надежды, как ты проклянешь меня и оплюешь, если не сумеешь забросать камнями… Вот то-то и оно.
У завладевшего ножом Шурки горят глаза — сейчас он покажет!.. Фьють! Шур кину руку сносит назад отдачей, а в ствол ближайшей осины с отчетливым тупым звуком втыкается выброшенное лезвие. Щелк! — новое лезвие, поданное пружиной из рукоятки-магазина уже стоит на месте, готовое к бою. Техника.
Раскачав и выдрав из ствола глубоко засевший боеприпас, Шурка прячет в рукоятку все лезвия, по очереди упирая их в крошащуюся известняковую глыбу, каких немало валяется в окрестностях катакомб. Нарочно кряхтит, демонстрируя мощь пружины. Во, мол, какая штука! Дарю от всей души.
— Спасибо.
Не уходит, переминается с ноги на ногу и прямо-таки излучает разочарование. Опять я не оправдал надежд.
— Тут еще фонарик в рукоятке…
— Спасибо, — говорю. — Тронут. Только это лишнее, оставь себе.
— Я себе еще достану.
— Хорошо. — Я кладу оружие в карман. — Хочешь что-нибудь сказать?
Шурка тушуется и отходит со вздохом. Все, что мог, он уже сказал и не раз повторил. А я ответил. Ну не в состоянии я инициировать его, как инициировал Безухова и Шпоньку! Один раз у меня получился безумный рекордный рывок, и то под страхом неминуемой смерти. С двумя крепкими парнями под мышкой меня швырнули в Вязкий мир инстинкты, а не воля.
Один-единственный раз мои железы выбросили в кровь такое количество стрессовых гормонов, от которого либо помирают, либо совершают чудо. Все порядочные железы так устроены, что не умеют отзываться на приказы сознания, и наплевать им на мое «хочу» или «не хочу»…
Но поди объясни это настырной молодежи. Все мечтают уподобиться. Как они завидуют пятерым карапузам, выкраденным нами из интерната для эксменов и инициированным Мустафой! Карапузы с увлечением осваивают телепортацию и взахлеб делятся впечатлениями, а у взрослых бойцов глаза завидущие и слюнки текут. У иных прямо-таки руки чешутся. И Мустафа, и я пообещали ликвидировать каждого, кто посмеет сорвать злость на малыше.
