Чисто поле было бесконечным — до самого горизонта покрытая травой равнина.
— А где же «Вифлеемская звезда»?
Медовик снова ощерился, мигнул шустрым глазом:
— Она тебе теперь без надобности. Отныне заместо звезды у тебя я буду.
Калинов подчеркнуто-изумленно оглядел урода с ног до головы, изогнулся в вежливом поклоне.
— Это за что же мне такая честь?
— Не ерничай!
— Я ерничаю?! — Калинов фыркнул. — А что мне остается? Болтаюсь Бог знает где, Бог знает зачем… Водят меня на коротком поводочке…
— Водят тебя! — Калинов сплюнул. — Пьешь тут на халяву да с молодыми девками похабными делами занимаешься!
— А ты меня прогони.
— Я тебя прогоню, — пообещал Медовик. И добавил с угрозой: — Я тебя ТАК прогоню — свои не узнают!.. А сейчас пошли!
— Куда?
— На Кудыкину гору.
И Калинов вдруг понял, что перед ним совсем другой Медовик. От привычного — добродушного и спокойного — Медовика не осталось и следа. Теперь это было настоящее Лихо, злое, противное и ненавидящее. Калинов понял, что такого типа не стоит задевать, и пожал плечами:
— Пошли…
Они двинулись в дорогу. Дорога была невеселая. Медовик шел впереди и что-то бормотал себе под нос. До Калинова долетали лишь отдельные обрывки фраз: «…сразу надо было в оборот…», «…вожжайся с ним!», «…у Джоса по-доброму…»
Потом Медовик замолк. Они шагали по полю, и вокруг не было никаких ориентиров. Трава, серое небо, горизонт… Ритм движения завораживал, смотреть по сторонам не имелось надобности, и взгляд Калинова в конце концов прилип к сгорбленной спине Медовика.
А ведь все изменилось, сказал себе Калинов. Ведь теперь со стороны Зяблика уже не будет угрозы, и можно вернуть все в привычную колею. Никто ведь, собственно говоря, ничего не знает. С Витой я в тот день поговорить не успел… Но почему же она тогда сбежала в Дримленд? И если не Зяблик ее увел, то кто?.. Впрочем, с этим мы рано или поздно разберемся.
Мысли его метались от Виты к Марине, от Марины к Зяблику, от Зяблика к Петеру Крайчику…
Если быть честным с самим собой, думал он, то по отношению к Вите я оказался порядочной сволочью. Никакой заботой о беременной женщине не оправдаешься. И хорошо, что Вита всего этого не знает.
— Ты ошибаешься! — прозвучал в мозгу чей-то голос.
— Что?! — Калинов застыл как вкопанный.
— Ты ошибаешься. — Медовик обернулся, единственный его глаз светился грустью. — Любящие хорошо знают своих любимых.
И Калинов вспомнил, как Вита спрашивала его накануне своего исчезновения, не бросит ли он ее. Но ведь Марина в тот день задавала тот же самый вопрос!..
— Для женщины быть брошенной — все равно что умереть, — сказал Медовик.
— А ты-то откуда знаешь?! — Калинов заглянул Медовику в глаз. — Ты кого-нибудь бросал?
— Меня бросали, потому и знаю… А у женщин еще больнее.
— Но ведь я-то не бросал, я только собирался, да и то на время.
— Всяк предает сначала в мыслях.
— Всяк предает сначала в мыслях, — повторил, как эхо, Калинов. Сердце его вдруг сжалось, и он с трудом прошептал: — Кто ты, Медовик?
— Сейчас я твоя совесть. Пошли?
Калинов оглянулся. Они по-прежнему стояли в чистом поле.
— Куда?
— К ней?
— Нет! — воскликнул Калинов неожиданно для себя самого.
— Но ведь ты хотел ее видеть!
— Хотел, но… — Калинов замолк.
Медовик ждал продолжения. А не дождавшись, сказал:
— Пошли!
Калинов опустил голову. А когда поднял, поля вокруг уже не было. Они стояли в огромной пещере. По темным стенам метались отсветы пламени костра. Костер горел в центре пещеры. Вокруг костра сидели люди. Калинов пригляделся и замер, потрясенный.
Они все были здесь. Как четверть века назад. И Клод, и Зяблик, и Флой, и «мисс миллионерша». И все остальные. И выглядели они как четверть века назад. Только Вита и Джос были сегодняшними.
— Побыстрее! — заторопил Клод.
Калинов втиснулся между Флой Салливан и Иреной.
— Привет! — сказала Флой. — Именно таким я тебя всегда и хотела видеть.
— Как ты тут очутилась?
— Сон… Только всегда ты мне снился таким, каким я тебя помню. А сегодня почему-то совсем другой. Я не раз видела тебя в выпусках новостей, но ты все равно снился мне мальчиком…
— Тебе часто снится Дримленд?
— Почти каждую ночь. И ты. Ты ведь мне нравился, хоть и подкачал тогда… Ты женат?
— Да. На двоих.
— Блюдешь моду?
— Причем здесь мода?
— Ладно, ладно! — Флой потрепала его по плечу. — Дети?
— Трое. Скоро будет четвертый. А у тебя?
— У меня пятеро. Но я единственная жена.
Калинов почувствовал, что на него кто-то смотрит, поднял глаза. Смотрела на него Вита. Флой перехватила его взгляд:
— Ты счастлив?
— Не знаю. А ты как? В стриптиз-театрах играла?
Она улыбнулась. Посмотрела строго-внимательно. Как учительница на своего ученика.
— Пока не вышла замуж. — Она снова взглянула на Виту. — Странно! Что здесь делает эта дама? Я ее не помню. С какой стати она в моем сне? — Она перевела подозрительные глаза на Калинова. — Ты ее знаешь?
— Да, это моя жена. Первая.
Флой закусила губу:
— Так может, это твой сон?
— Вряд ли… Скорее, это ее сон.
— Вот как! — Флой нахмурилась. — Но я не хочу быть во сне у незнакомой женщины.
— Она тебе знакома. Это Вита. Помнишь?
— А-а-а… Та рыженькая серая мышка? Выходит, она тебя все-таки окрутила?
— Попрошу потише! — сказал Клод. — Начинаем.
Все уставились в костер. Калинов смотрел на Виту. Флой с раздражением прошептала:
— Какой смысл?.. Если это ее сон, то и победить должен ее дэй-дрим.
Калинов встал и, пристально глядя на Виту, спросил:
— Может, не стоит?
Тинэйджеры превратились в статуи, в фигуры из музея мадам Тюссо. Джос и Медовик переглянулись и удалились от костра, растворились в полутьме.
— Зачем ты меня мучаешь? — спросил Калинов.
Вита удивилась, потом, глядя на потрескивающие сучья, спросила тихо:
