— Нет, нет, когда он…
— Потом, потом, — (вновь Пасхин). — Пока только смотрите. Только смотрите.
— Нет, это скорее вмешательство.
— И второпях, я бы сказал, — (кажется, Федор Никанорович).
— М-да…
— Страшного для жизни я ничего не вижу…
И тут случилось то, чего меньше всего могли ожидать собравшиеся. Рука Афанасия вдруг вынырнула где-то возле шеи, пальцы пробежали по обнаженной лопатке, и Афанасий Петрович весь как-то обмяк.
— Он потерял сознание… — сказал Пасхин, нагнувшись над ним. — Ничего, ничего, приходит в себя.
— Может быть, укол? — спросил Сергей Иванович.
— Теперь мне конец, — глухо, в подушку сказал Афанасий Петрович. — Все…
— Ничего, ничего, все позади, Афоня, — оказал Пасхин. — Сейчас мы дадим вам отличнейшего бульончику!
Пасхин сделал знак собравшимся, чтобы они вышли из комнаты.
— Что за глупость, Афоня, — заговорил Пасхин вполголоса. — Лет семь назад я предлагал вам от этого избавиться, и вы были почти согласны. Откуда такая мнительность? Без этого можно жить и совсем неплохо!
— Он здесь, он здесь, понимаете, — шептал Афанасий Петрович, — вы понимаете?
— Ах, вот что? Да, это возможно…
— Здесь он, здесь, — почти выкрикнул Афанасий Петрович.
— Но в госпитале вам ничто не угрожает, ничто… Лежите спокойно, ничего не бойтесь. Сейчас я пришлю сестру, вас покормят, и все будет в полном порядке. В самом полном порядке…
Сестра принесла бульон, и Пасхин не ушел, пока Афанасий Петрович не выпил полную чашку.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Нам нужно поговорить, — сказал Пасхин, поворачиваясь к Федору Никаноровичу и Сергею Ивановичу.
— Мы так и поняли, — директор быстро прошелся по комнате и сел на диван рядом с Чернышевым.
Пасхин прикрыл балконную дверь, и кабинет тотчас же наполнился запахом госпиталя, не поддающимся, как известно, ни анализу, ни описанию.
— Я расскажу вам все, что может пригодиться в дальнейшем, — начал Пасхин, усаживаясь на стуле перед диваном. — Многое вы уже знаете сами. Многого я и сам не понимаю, только так в общем. Скажу откровенно: жизнь Афанасия Петровича в опасности.
— Да, но вы сами… — начал было директор.
— Сам, сам… Речь идет не о состоянии его здоровья. Здесь мы сделаем все, что в наших силах, и дней через десять он будет играть в футбол, если пожелает. А вот что потом, после его выхода из госпиталя?
Пасхин посмотрел на Сергея Ивановича, потом на Федора Никаноровича.
— Я вижу, что вы до конца не понимаете всего случившегося. — Пасхин поднялся со стула и, протянув руку к письменному столу, взял с его края большой конверт.
— Здесь я приготовил все, чем, собственно, располагал. — Пасхин достал из конверта книжечку истории болезни и несколько листков, заполненных какими-то странными знаками.
—
— Картина ясная? — спросил Пасхин своих слушателей, те согласно кивнули. — Так почему же я вам это читаю? Да потому, что кому, как не мне пришлось не один раз разглядывать эти самые лопатки Афанасия Петровича. Я обратил внимание, да и нельзя было не обратить, на два симметричных выроста у края лопаток. Выросты эти имели в длину сантиметра четыре, не больше…!
— А диаметр? — спросил директор больше для того, чтобы показать, что он внимательно слушает.
— Диаметр? — переспросил Пасхин и тихо сказал: — Диаметра точно такого же, как те рубцующиеся ранки, что вы видели только что на спине Афанасия Петровича.
— Так ему кто-то сделал операцию? — воскликнул директор.
— Операцию? — усмехнулся Федор Никанорович. — Предваряемую ударом по голове вместо наркоза.
— Это еще не все. — Пасхин достал листки, исписанные фиолетовыми завитками. — Вот это, — сказал он, показывая листки, — мой дневник за те дни. Времени было мало, ну я и стенографировал все, что, по-моему, могло в дальнейшем пригодиться. Сегодня с утра я перечитал их внимательнейшим образом, и мне сразу стала ясна ценность вот этих заметок. Разрешите, я вам их прочту.
Так… Тут результат осмотра в палате легкораненых… Ах вот, вот еще. Эта запись относится к более позднему времени. Вы, конечно, знаете, что он, быстро оправившись от ранения, стал самым деятельным помощником персоналу госпиталя. Афоня сюда, Афоня, туда, Афоня, в перевязочную, Афоня, носилки! Это была не просто услужливость, нет… Но это к делу не относится.
Вот следующая запись:
Пасхин сложил листки вместе и спрятал в конверт.
— Чушь какая-то, — сказал Сергей Иванович. — Да неужели в наше время могут найтись люди… Хотя…
— Да, в наше время разные люди бывают, — заметил Федор Никанорович, — и отваги бесконечной и жестокости хватает самой варварской. Но теперь проясняется главное. Налицо весьма определенное преступление. Похоже, что не Афанасий Петрович разыскал своего обидчика, а тот его…