Они яростно орудовали какими-то непонятными железяками, двигали формы и, поддевая жидкий огонь мятыми ковшиками на длинных металлических ручках, разливали по формам точно отмеренными порциями. Разговаривать с ними было явно бесполезно, и майор слегка растерялся, но тут из общей адской какофонии выделился привычный звук. Где-то дробно, взахлеб, с металлическим подголоском грохотал отбойный молоток — вероятно, там, где «рушили колонны», и где предположительно должен находиться мастер Шинкарев.
На всякий случай втянув голову в плечи и пугливо вздрагивая всякий раз, когда над головой со звоном проносился полный расплавленного чугуна ковш, Гранкин двинулся на звук и вскоре уперся в обитую мятой жестью перекошенную дверь, которая вела в соседнее помещение. Толкнув ее, он оказался в просторном зале, где не было никакого оборудования. Здесь было так же грязно, как и везде, громоздились какие-то полуразбитые, заросшие бурой копотью бетонные фундаменты, а высокий закопченный потолок поддерживали грубые железобетонные колонны. Одна из колонн выглядела так, словно над ней поработали какие-то чокнутые бобры: примерно в метре от пола, на уровне пояса, бетон был отбит со всех четырех сторон, так что наружу торчала ржавая, причудливо изогнутая, а местами и перебитая надвое арматура. Возле колонны топталась пара перемазанных по самые уши рабочих. В тот момент, когда Гранкин вошел в помещение, один из них с натугой вскинул тяжелый отбойный молоток, уперся острием зубила в бетон, и, почти сложившись пополам, налег на ручки молотка тощим животом. Молоток загрохотал, задергался, заставляя работягу трястись крупной дрожью, из-под стального наконечника полетела цементная пыль, а сам наконечник заскользил по твердому бетону и, наконец, мертво заклинился между бетонным выступом и прутом арматуры. Работяга яростно рванул молоток на себя, но тот не сдвинулся ни на миллиметр.
— Мать твою за ногу и об колено, деда медного по чайнику! — воскликнул работяга и бросил обтянутые резиной ручки молотка. Молоток остался торчать в колонне параллельно полу, как диковинная стрела или неразорвавшаяся ракета. — И вот так все время, — продолжал работяга, обращаясь к стоявшему поодаль невысокому полноватому человеку в ярко-оранжевой пластмассовой каске и синем халате, из-под которого выглядывали темные брюки и светлая рубашка с галстуком. — Задолбала, сволочь, хоть ты зубами ее грызи.
— Хоть зубами, хоть ногтями, — со странным сочетанием застенчивости и твердости ответил человек в каске, — а разбить надо. Что я начальнику скажу? Саша, мол, устал, ничего у него не получается…
— Да чего там — устал, — застеснялся Саша, которому на вид было лет пятьдесят. — Просто бетон, зараза, твердый. Сразу видно, до перестройки делали. И арматура мешает…
— После обеда пришлю сварщика, — пообещал человек в каске. — Только вы до его прихода не в карты шлепайте, а работайте.
Напарник Саши, вислоусый мужик лет сорока, в ответ на его слова хитро ухмыльнулся.
— Хрена ты скалишься?! — рыкнул на него Саша. — Давай, выковыривай эту сволочь, а я пока перекурю…
Вислоусый натянул грязные рабочие рукавицы и принялся расшатывать засевший в бетоне отбойный молоток, налегая всем телом. Саша стащил с потной лысины бурую от грязи кепку и провел по лицу подкладкой, размазывая грязь. Потом извлек из кармана мятую и засаленную пачку «примы», губами вытянул кривую сигарету и принялся чиркать спичкой. Коробок вырвался из его руки и, забренчав, упал на пол.
— Вот же раздолбанная работа! — пожаловался Саша, нагибаясь. — Руки от этой вибрации как деревянные, не пальцы — сучки корявые, бабу за сосок не ущипнешь…
Он вдруг прервался на полуслове и подскочил, схватившись за обтянутый грязными рабочими штанами зад, словно его ткнули шилом.
— Твою мать! — выкрикнул он и, подхватив с пола увесистый обломок бетона, с натугой метнул его куда-то в глубину помещения.
Обломок с грохотом ударился о ржавую жесть, и только теперь с интересом наблюдавший за этой сценой Гранкин заметил, что у дальней стены возвышается какая-то непонятная конструкция, более всего напоминавшая загородку из криво сваренных мятых листов жести. Жесть вибрировала, из-за нее доносилось гудение и громкий дробный шорох вперемежку с короткими металлическими щелчками. Именно этот агрегат, судя по всему, каким-то непонятным образом вызвал неудовольствие рабочего.
— Тише, тише, — успокоил Сашу человек в каске, бывший, вероятнее всего, мастером Шинкаревым. — Наше дело — строить, а не ломать.
— Тогда пошли отседова на хрен, — вполне логично предложил Саша, мрачно раскуривая сигарету и стараясь держаться к жестяной загородке спиной. — Строить тут нечего, а колонну пускай какие-нибудь ломатели добивают.
Его напарник коротко гоготнул, продолжая дергать и раскачивать молоток. Гранкин, видя, что на него никто не обращает внимания, деликатно покашлял в кулак.
Работяги посмотрели в его сторону безо всякого интереса и сразу же отвернулись, а мастер немного удивленно приподнял брови и шагнул навстречу.
— Вы ко мне?
— Если вы Сергей Дмитриевич Шинкарев, то к вам.
— Я Шинкарев. В чем дело?
— Видите ли, я…
Он замолчал и схватился за щеку. Ощущение было среднее между укусом пчелы и выстрелом из пневматического ружья.
Отняв ладонь от щеки, майор посмотрел на Пальцы, почти не сомневаясь, что обнаружит на них кровь, но крови не было.
— Вот черт, — выдохнул он. — Что это было?
— Дробеструйка, — непонятно объяснил Шинкарев, кивая на жестяную загородку. — Туда помещают отливки и под давлением обрабатывают стальной дробью, чтобы удалить всякие наплывы и шероховатости, грубо говоря, шлифуют. Жестяной экран, по идее, не должен ничего пропускать, но, как видите, между теорией и практикой существует разница.
— Ощутимая, — заметил Гранкин, потирая щеку и опасливо косясь на дробеструйку. — Если вы здесь уже закончили, то, может быть, прогуляемся по свежему воздуху?
— Далековато придется идти, — с улыбкой ответил Шинкарев, но спорить не стал и первым шагнул к двери. — Сегодня с этой колонной надо закончить, — напомнил он рабочим, оглянувшись с порога.
— Тяжелая у них работа, — с сочувствием сказал Гранкин.
— У них-то? Да, тяжелая… Впрочем, ничего больше они делать не умеют, иначе не торчали бы здесь. Да они и не особо себя утруждают, поверьте… Знаете, до чего додумались? Вогнали отбойный молоток в пол, притянули проволокой ручку к воздушному патрубку, чтобы он сам стучал, а сами улеглись на пол и в карты режутся…
Со стороны послушаешь — работа кипит, грохот на весь цех, а подойдешь поближе — никого, только молоток барабанит, прямо заходится…
Гранкин, не сдержавшись, фыркнул.
— Вам смешно, — сказал Шинкарев, — а мне с этими артистами надо как-то план выполнять. Прошлой зимой из машины начальника цеха весь антифриз выпили.
И только один недоумок попал в больницу, а остальным хоть бы что, как огурчики. Разболтался я что- то… Вы ведь по делу?
— По делу, — согласился майор. — Моя фамилия Гранкин, Алексей Никитич Гранкин. Я работаю в криминальной милиции. Хотелось бы с вами поговорить о…
— В криминальной? — перебил его Шинкарев, и на лице его явственно обозначилось какое-то странное, отсутствующее выражение, которое, впрочем, немедленно растворилось без следа. — Это, как я понимаю, по-старому уголовный розыск, да?
— Совершенно верно. Насколько мне известно, вы вчера справляли новоселье.
— Ну… да, справлял. Разве это противозаконно?
Впрочем, извините, это я просто от неожиданности… Что случилось?
Майор решил пока что оставить его вопрос без внимания, тем более, что терпеть не мог, когда свидетели и подозреваемые вместо того, чтобы давать показания, начинали удовлетворять собственное