Мещерякове, пожалуй, не следовало. Забродов, конечно, валял дурака, да и Сорокин тоже (два сапога пара, подумал Гранкин), но Мещеряков действительно мог потерять терпение, а оказаться в числе «не пострадавших» майору Гранкину как-то не улыбалось.
Так и не зная, смеяться ли над удачной шуткой или негодовать по поводу угрозы силового давления, сердитый майор Гранкин поднялся на второй этаж и предстал пред светлые очи Сорокина. Полковник сидел за столом в своем кабинете и теребил нижнюю губу, что служило верным признаком дурного настроения.
— Можешь быть доволен, — не дав Гранкину раскрыть рта, проворчал Сорокин. — Ты, кажется, хотел, чтобы твой маньяк себя проявил? Вот и радуйся теперь.
Гранкин без приглашения опустился на первый подвернувшийся под руку стул, пытаясь угадать, что бы это могло значить. В сводке ничего такого не было. Маньяк выходит по ночам, а сейчас день на дворе… нашли жмурика в каком-нибудь подвале?
— Сводку читал? — неласково спросил Сорокин.
— Ну, читал… Ну и что? Там же по нашему делу нет ничего…
— А ты не нукай. На-ка вот, ребята из Измайлово факс прислали. Ознакомься, мистер Шерлок Холмс.
Гранкин стал читать, удивленно хмурясь и попеременно поднимая брови. Об этом случае упоминалось в сводке: какого-то парня нашли в собственной квартире уже остывшим. Соседка, направляясь на работу, обратила внимание на открытую дверь, ну, и…
Читая копию протокола осмотра места происшествия, майор представил себе, каково было этой женщине, когда она нашла своего соседа, молодого предпринимателя Антона Козлова, в таком состоянии. Предпринимателю перерезали глотку, выкололи глаза, кастрировали, а отрезанный мужской орган завинтили ему же в задний проход. Последнее обстоятельство навело майора на некоторые мысли, которые тут же подтвердились: все опрошенные в один голос заявляли, что Козлов был бисексуалом и никогда этого не скрывал. На столе у потерпевшего стояла початая бутылка вина при двух бокалах, с одного из которых были тщательно стерты отпечатки пальцев, а сам потерпевший был совершенно раздет. Разбросанная одежда валялась по всей комнате, из квартиры исчезли кое-какие вещи, и все выглядело так, словно Козлов пришел домой с партнером, — намереваясь заняться любовью или как это у них называется. Видимо, он не на того напал: партнер его прикончил и изуродовал, схватил, что подвернулось под руку, и был таков.
Майор хотел было разразиться сакраментальным: «Ну и что?», но тут в глаза ему бросилось знакомое словосочетание, и свет перед глазами начал стремительно меркнуть. Деловой партнер Козлова жил на Малой Грузинской и показал, что вчера вечером Козлов засиделся у него допоздна и ушел только в начале второго ночи — живой, здоровый и веселый.
— Совпадение, — пробормотал Гранкин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Сорокин молчал.
— Другие соображения есть? — спросил он наконец.
— Имеются, — сказал майор. Голос его окреп, на скулах заиграли желваки. «Ну, козел, — подумал он о Шинкареве, — ты у меня пожалеешь, что на свет родился. Я тебя возьму в оборот. Я тебе покажу, как надо заниматься однополым сексом…»
Он изложил Сорокину свои соображения, подробно пересказав разговор с Забродовым и умолчав лишь о штурмовом отряде полковника ГРУ Мещерякова.
— Вот это уже на что-то похоже, — одобрил его Сорокин. — Пожалуй, я даже съезжу с тобой.
— Думаете, не справлюсь? — обиделся Гранкин.
— Не волнуйся, справляться будешь сам. А я буду вроде свадебного генерала. Знаешь, чем больше звезд, тем лучше. Еще лучше было бы, конечно, если бы на него налетели омоновцы с автоматами, но вдруг он все-таки не виноват? Может выйти неловкость. А так мы с тобой заявимся, оба в пуговицах… А? Не возражаешь?
Гранкин плотоядно ухмыльнулся и, взглядом спросив разрешения, придвинул к себе телефон. Полистав растрепанный блокнот, он нашел нужную страничку и стал, сверяясь, набирать номер.
— Алло, ремонтно-строительный? — закричал он в трубку сварливо-заискивающим голосом умудренного многолетним опытом прораба. — А Шинкарев близко?
Как нету? А где? Ах, на больничном… И… ага. Ага. На месяц, говорите? А потом в отпуск? Везет же некоторым... А давно? С понедельника… Ну, спасибо, дочка, извини.
Ага, домой позвоню. Знаю номер, знаю, спасибо.
Он нажал пальцем на рычаг и посмотрел на Сорокина.
Оказалось, что полковник уже надел форменную куртку и теперь поправлял фуражку с двуглавым орлом.
— Ну, чего ты расселся? — спросил полковник. — Поехали, а то слиняет.
Гранкин, забыв о субординации, досадливо отмахнулся от него, как от мухи, и снова полез в блокнот. Сорокин послушно сел и закурил.
Майор набрал новый номер и долго держал трубку возле уха, слушая длинные гудки.
— Неужели правда слинял? — процедил он сквозь зубы, но тут ему ответили.
Трубку снял сам Шинкарев.
— Слушаю, — невнятно, словно спросонья, прошелестел он.
— Здравствуйте, Сергей Дмитриевич, — сказал Гранкин самым дружеским тоном. Лицо у него при этом нехорошо кривилось, а пальцы свободной руки выстукивали на крышке полковничьего стола какой-то медленный и, как показалось Сорокину, угрожающий ритм.
— Ты все-таки не очень, — тихо сказал полковник. — Не спугни. И потом, вдруг это все-таки не он?
Гранкин снова яростно махнул на начальника рукой.
Сорокин замолчал и снял фуражку — сидеть в кабинете в фуражке и утепленной куртке было жарко, и он чувствовал, что начинает потеть.
— Кто это? — спросил Шинкарев. Голос у него действительно был совсем больной.
«Я тебя вылечу», — подумал Гранкин.
— Это майор Гранкин из криминальной милиции, — весело сказал он, продолжая барабанить по столу. — Помните меня? Мы с вами беседовали. Алексеем Никитичем меня зовут, если забыли.
— Как же, — с явным трудом проговорил Шинкарев, — помню. Здравствуйте. Что случилось?
— Да ничего не случилось. Надо бы повидаться, Сергей Дмитриевич. Ничего серьезного, но у меня тут возникли кое-какие вопросы… сомнения, знаете ли, всякие… Вы не против поговорить?
В трубке повисла пауза, которая продолжалась секунд двадцать. Потом Шинкарев осторожно спросил:
— Куда мне приехать?
— Господь с вами, куда же вы поедете в таком состоянии! Я же знаю, что вы на больничном. Да и потом, чего вы здесь, у нас, не видали? Я правильно говорю?
— Это да, — сказал Шинкарев, — это точно. Как-то мне действительно… Не по себе что-то.
— Ну, вот видите. Я ни за что не стал бы вам надоедать, зная, что вы нездоровы, но, сами понимаете, служба… Начальство за горло берет подавай им отчет, и никаких гвоздей. У нас полковник знаете какой?
Мертвого за… гм… замучает.
Сорокин значительно кашлянул в кулак. Гранкин в ответ осклабился и закатил глаза к потолку.
— Так я подъеду, если вы не возражаете, — продолжал он.
— Разумеется, — ответил Шинкарев.
— Часика через два вас устроит?
— Да когда хотите. Все равно я целый день дома.
— А милейшая Алла Петровна?
— Она куда-то ушла. Даже не знаю, куда. Я, честно говоря, вздремнул, мне что-то нездоровится…
— Это вы правильно. Это вы просто молодец. Сон — лучшее лекарство. Так я приеду через два часа.
