ЧАСТЬ 1
Этап первый
— Мотор горит! — прозвучал в шлемофоне встревоженный Костин голос. — Боюсь, до своих не дотянем, придется садиться.
— Погоди, не виляй, держи прямо! — возбужденно отозвался Сергей. — Фрицев засек, счас срежу!
Автоматическую зенитную пушку «Эрликон» он заметил, когда она открыла по ним огонь. Сержант сперва отшатнулся от взрывающихся рядом с самолетом снарядов, но осмотрелся, расконтрил пулемет и припал к прицелу. Тогда-то и крикнул Лисовскому, чтобы тот вел машину по прямой, не маневрировал. А сам перегнул ШКАС и дал очередь... другую... третью... Первая взметнула фонтанчики золы на пепелище, чуть в стороне от зенитки, а две прошлись по артиллерийскому расчету. Со стометровой высоты наблюдал, как падают посеченные пулями немцы, клубом взлетает багрово искристое пламя. Воздушная волна сильно тряхнула «кукурузник». На земле, видать, взорвались ящики с боеприпасами.
— Порядок в танковых частях! — удовлетворенно пробормотал Груздев, оглядываясь на затянутую дымом артиллерийскую позицию гитлеровцев, и радостно крикнул:
— Садись, лейтенант, с фрицами покончено!
— От твоего баса я скоро оглохну... А приземлиться-то некуда, сплошные развалины!
— Гроб с музыкой получается, — обеспокоено приподнялся Сергей, — а помирать нам рановато.....
Хорош «кукурузник», пока в него снарядом или зажигательными пулями не влепят. А тогда горит как порох. И сейчас мотор пылает ясным пламенем, огонь к кабинам ползет. В нижнем крыле две больших дыры. Верхнее насквозь просвечивает. Перебит лонжерон, клочья перкаля болтаются. А садиться и впрямь некуда. Из обгорелой спекшейся земли торчат прокопченные остовы каменных зданий, улицы будто гигантским плугом перепаханы. Встречный воздушный поток доносит горький дым бушующих вокруг пожаров.
— Держись крепче, на посадку иду! — предупредил Костя своего стрелка-радиста.
Сергей руками и ногами уперся в перегородку, отделяющую его от кабины летчика, напрягся, приготовившись к сильному удару о землю.
Коптящие языки пламени застилали Лисовскому круговой обзор, и он резко наклонил нос самолета, чтобы получше рассмотреть площадку, на которую решил приземлиться. Разглядел, и его прошиб холодный пот. С края, перегораживая улицу, стоял почерневший от огня немецкий танк со странно скособоченным хоботом орудия; слева на боку лежал сбитый с рельсов трамвайный вагон; а посредине торчали пни разбитых в щепу деревьев, виднелись глубокие воронки.
— Садись!— не выдержал Груздев. — Бензобаки взорвутся! Проговорил и чуть из кабины не вылетел от страшного толчка. Земля резко ударила падающую машину и, словно гуттаперчевый мячик, метра на два подбросила вверх. Но нет худа без добра. При вынужденном прыжке самолет перескочил через срезанное снарядом дерево, зацепив лишь хвостом за измочаленный пень. «Кукурузник», подпрыгивая, еще бежал по израненной земле, а Костя уже отключил бензопровод и одним махом, задыхаясь в едком дыму, выскочил из кабины на крыло.
— Бежим, сержант! — крикнул он Сергею, чувствуя, как на спине горит комбинезон.
Следом за летчиком с крыла спрыгнул Груздев, и они метнулись к ближайшей воронке. Только свалились в нее, как над головами пронеслись огненные языки от взорвавшихся бензобаков, дохнуло жгучим жаром. Выглянули — самолет, разваливаясь, пылал чадным факелом.
— Помоги, спину жжет! — выдохнул Костя, морщась от сильной боли.
Сергей финкой распорол плотную ткань комбинезона, отрезая и отбрасывая тлеющие куски. Потом схватил лежащую под боком немецкую каску, зачерпнул на дне воронки мутную, с маслянистым отливом, воду и плеснул ее на спину лейтенанта. Тот от неожиданности вскрикнул и повернул к Груздеву свирепое, искаженное болью лицо.
— Ты что, сдурел? Тебе хаханьки, а меня в дугу сгибает.
Сергей невольно рассмеялся, увидев, как сквозь толстый слой копоти на лице Лисовского сверкают белизной крепкие зубы да поблескивают белки глаз.
— Вылитый негр! Шибко больно?
— А ты думал?! Будто горящих угольков за шиворот кто насыпал.
— Мама обожженные места завсегда намыливает и содой присыпает. Как на собаке все болячки зарастают...
— Успокоил... Где наши матери, а где мы!
— Занесло нас к черту в турки, — вздохнув, согласился Сергей. — Как теперь к своим выберемся? Где мы хоть находимся? Садились, я каланчу приметил. Выгорела, а над домами торчит...
— Какую каланчу? — недоуменно посмотрел на сержанта Лисовский;
— Ту, што нам в разведотделе на карточках показывали.
— А-а, понятно... Так то не каланча. Единственный в Европе семнадцатиэтажный небоскреб. Он возле Главного вокзала на площади Наполеона построен... Постой, тогда где-то неподалеку Маршалковская улица!
Костя потянулся за покоробившимся от огня планшетом и тихонько охнул. Стиснув зубы, раскрыл его и всмотрелся в желтеющий под листом целлулоида план Варшавы.
— Черта лысого тут поймешь, что к чему. Глазом не за что зацепиться, сплошные развалины... Попробуй, разберись. А нас в штабе с разведданными ждут.
— Долгонько им ждать придется, — невесело усмехнулся Сергей. — А не мешало бы сообщить, што поляки кой-где еще дерутся. Только вряд ли удержатся. Фрицы их обложили, как медведя в берлоге... К Висле давай пробираться, авось дуряком и проскочим.
— Там у немцев сплошной фронт. Я летал, видел...
— У тебя какой системы пистолет?
- Тэтэ с запасной обоймой, а что?
— Менять придется. Кто тебе для него здесь патроны припас? У меня парабеллум, легче прожить...
Близко и часто загремели выстрелы. Сергей выхватил из кобуры пистолет, поставил на боевой взвод и, напялив на голову мокрую каску, осторожно выглянул из воронки. Рвались пулеметные патроны в горящем самолете. Пламя полностью охватило «кукурузник», а взрывы разбрасывали по сторонам огненные ошметья.
— Отлетались! — с горечью сказал Груздев и сполз к лейтенанту. – Сдирай комбинезон. Пора отсюда сматываться, пока фрицы русский дух не учуяли. Узнаем мы тогда, почем фунт лиха... Э-э, да у тебя и гимнастерка на спине выгорела.
— Аж до самого мяса, — зябко передернул плечами Лисовский. — Смазать бы чем, а то нет моего терпения...
— Терпи, лейтенант. Подорожник поищем, вернейшее средство... Перебежками топай за мной. Тэтэ держи наготове. Увидишь фрица — не рассусоливай, стреляй первым...
Они пробирались через выгоревшие дотла здания, от которых одни стены остались. Порой приходилось лавировать на сохранившихся железобетонных балках, пролегающих ненадежными мостками над глубокими провалами подвалов. От близких разрывов мин и снарядов вздрагивали остовы домов, с уцелевших потолков отваливалась штукатурка и лепные украшения, с крыш слетали плитки черепицы.