достиг желаемого результата, – он стал более напряженным и собранным.
Первую минуту я занимался прощупыванием своего оппонента, и вскоре выяснил, что в данный момент времени я явно быстрее его и бью наверняка сильнее. Дальнейшее было делом техники – я поймал его на контратаке, а затем, не давая ему времени организовать оборону, нанес несколько мощнейших ударов в полную силу, причем с разных направлений. Мне очень хорошо забинтовали руки, превратив их в настоящий молотки, – я очень порадовался такой качественной бинтовке, ведь от столь свирепых ударов я сам себе мог свободно повредить руки, а так… Мой противник зашатался и раскрылся – мне оставалось только добить его, что я и сделал, нанеся два завершающих удара. Последний удар пришелся ему в висок, и я, жалея его и опасаясь нанести спортсмену тяжелую травму, ударил его, но не с той силой, с какой бил раньше, а с меньшей. Он упал на пол – тренер не успел или же не захотел выбросить полотенце в то время, когда я начал забивать своего противника, – и дождался-таки нокаута. Из-за этой тренировки спортсмен вынужден был перенести дату своего очередного боя, ибо ему нужно было время для восстановления, ведь после моих даров он угодил прямо в больницу. Мне было жаль его, но что поделаешь…
После схватки я так устал, что несколько дней приходил в себя, и это притом, что я не получил ни одного удара ни в голову, ни в корпус – на протяжении поединка я все время уклонялся от ударов, и они приходились в перчатки и в воздух. Мои мышцы болели, я был разбит, мне ничего не хотелось – все это было ужасно, но в принципе терпимо. Во время поединка я использовал значительную часть всех ресурсов своего организма, и это не прошло для меня бесследно – мне пришлось пропустить несколько матчей в клубе. Об этом поединке написали газеты, и мое имя вновь привлекло к себе повышенное внимание. Время лечит, и оно вылечило меня, но я не стал пробовать себя в восточных единоборствах, потому что не хотел опять так плохо себя чувствовать и так долго восстанавливаться после боя.
Время шло – в клубе я, как и раньше, забивал много голов, на тренировки не ходил, так что свободного времени у меня было предостаточно: я подолгу гулял с тигром и смотрел на то, как он охотится. Любое травоядное животное с массой до тонны было потенциальной жертвой тигра: он ловил слонят и носорогов, крокодилов и тюленей, пингвинов, страусов и прочих птиц; олени, кабаны, рыбы и змеи – все шло на корм полосатому хищнику.
Часто, когда меня не было с ним, он охотился на людей. Я не поощрял этого, но и не препятствовал ему. Если тигр был голоден, то он ел человека, если же был сыт – то бросал так. Его тянуло к людям, и не только ради убийства: он много времени проводил возле поселков людей; бывало, он выходил средь бела дня на окраину селения и долго лежал там, и смотрел оттуда на людские хлопоты, а если его не трогали, то зверь никому не делал зла, и сам уходил через несколько часов. Обо всем этом я узнавал из его головы, из его памяти, но лишь после того, как он возвращался. Как и раньше, я никогда не помогал ему, чтобы не случалось с ним, только время от времени давал полезную информацию или же создавал нужные ему условные рефлексы.
Тигр побывал в разных странах: он был в тундре, в пустыне, в степи, высоко в горах, на коралловых островах и, конечно же, в лесах и джунглях. Он побывал также и в разных временах: и в каменном веке, и в медном, и в железном; он охотился на людей, вооруженных огнестрельным оружием: ружьями, пистолетами и автоматами, охотился на древних людей, которые могли противопоставить ему только холодное оружие: ножи, палицы, копья и луки. Длительное общение со мной и, вообще, жизнь в доме, с людьми, не могло не сказаться на его охотничьих повадках – тигр стал более решительным, не таким пугливым, как его дикие сородичи, не так сильно боялся шума, как они, и к тому же стал очень аккуратным, расчетливым и спокойным как во время атаки, так и в остальное время. Он мог трижды за день или за ночь прийти в село за человеком и трижды достичь успеха, наведя панику и ужас на местных жителей: он путал следы в лесу, выигрывая время, и, пока люди распутывали их, возвращался в поселок с другой стороны и снова нападал. Уходя от погони, хищник часто нападал на преследователей – сначала он выжидал, пока кто-нибудь из группы не отойдет или не отстанет, и затем нападал на него; часто зверь ждал ночи и приходил к охотникам – а ночью все меняется – и тогда он сам становился охотником – и он нападал, стремясь не к убийству, а, стараясь нанести кому-нибудь рану, – так он заставлял людей поворачивать назад, ибо им нужно было позаботиться о раненом. Он не был более кровожадным и агрессивным, чем остальные его сородичи, он лишь был более уверенным и опытным, чем они.
В то время я тоже любопытства ради, как и мой тигр, охотился на людей – глядя в душу хищника, я и сам заинтересовался таким видом охоты (можно сказать, что он обратил мое внимание и на такой вид 'спорта'). Для охоты я всегда выбирал такое место и время, гибель людей в котором не повлияет на дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Я использовал разное оружие: холодное, огнестрельное, лучевое и прочее, при том условии, что обычно вооружение моих жертв было на порядок примитивнее, хотя время от времени я сознательно шел на большой риск, когда для охоты выбирал точно такое же оружие, как и у моих оппонентов, или даже примитивнее, но такое случалось достаточно редко. Во время охоты я иногда щадил кого-нибудь, но обычно все же убивал. Пару раз я, стоя на какой-нибудь прибрежной возвышенности, из спортивного интереса стрелял, используя оружие разных видов, по головам людей, плывущих к моему берегу, выгребающих изо всех сил без шлюпок, с судна, потерпевшего кораблекрушение неподалеку; нечеловеческая точность не позволяла мне промахиваться, гася во мне и без того небольшой интерес к такого рода занятиям. Глупое занятие – охота на людей – надоела мне довольно быстро; хотя интерес к этому и был у меня сначала, как к чему-то запретному, но потом пропал, когда я обнаружил, что ничего особенного в такой охоте нет – одна лишь бессмысленная и глупая жестокость, вот почему, осознав это, я больше никогда не занимался подобными делами.
А вот гладиаторские бои мне понравились больше, правда, я думаю, что если бы я имел ограниченное количество золота и при этом ставил бы его на кого-нибудь, то наверняка получил бы столько же удовольствия, сколько и местные жители, однако в путешествиях во времени со средствами у меня проблем никогда не было, поэтому, как мне кажется, на подобного рода зрелищах я был более спокоен, нежели основная масса зрителей. Гладиаторские бои – это самый рискованный вид зрелищ с ярко выраженным акцентом в военно-спортивную сторону, и никакая игра не может сравниться с ними по степени риска и, соответственно, интереса со стороны зрителей, поэтому нет ничего удивительного в том, что я периодически посещал их.
Мы уходили с тигром через ткань тогда, когда в комнате не находилась моя очередная любовница – незачем женщину волновать такой 'экзотикой'! Кстати, о прекрасном поле… Имея в своих руках власть над душами людей, заводить любовниц мне было очень легко. Во-первых, я выбирал характер пассии еще до личного знакомства с ней и, соответственно, знал, чего она ждет от мужчины; а во-вторых, я более или менее знал себя и, сравнивая себя с тем, кто является олицетворением ее мечтаний, делал вывод, соответствую ли я ее ожиданиям, и если оказалось, что соответствую, то знакомился.
Весь процесс поиска был очень прост – мысленно путешествуя по душам и головам людей, я находил 'перспективную' женщину, затем анализировал ее – подходит ли она мне, и подхожу ли я ей – потом, там же, у нее в мозгу находил номер видеофона, после чего звонил по нему. В процессе разговора я говорил именно то, что эта женщина желала бы от меня услышать и с той самой интонацией, с какой она хотела бы услышать от меня эти слова. Во время нашей беседы я мысленно постоянно отслеживал ее внутреннюю реакцию, добиваясь полного взаимопонимания, как говорится, с полуслова, в результате чего, оно получалось просто идеальное – не удивительно, что все дамы были от меня в восторге. Мое же дальнейшее поведение, естественно, зависело от того, о чем мы с ней договорились. Иногда, когда выбранная женщина находилась относительно близко от моего дома, я не звонил ей, а просто подходил к тому самому месту, в которое приходила она – в ресторан ли, клуб ли, или же просто ждал ее на улице, а потом знакомился, глядя в ее живые глаза, а не в бездушный экран видеофона.
Мужчина любит глазами, а женщина – ушами, – и об этом никогда не следует забывать!
Женщины (да и мужчины тоже) довольно часто поверяли мне свои тайны – и это было вполне логично: я представлялся им собеседником, чутко улавливающим все их сомнения, переживания и надежды; идеально понимающим их и имеющим такое же мировоззрение, – как им было не раскрыть мне свою душу?! Я понял, что свои тайны люди рассказывают только под пыткой или человеку, которому они доверяют, но который их об этом не спрашивает! Правда, мне-то зачем все эти сложности – если захочу, я смогу узнать сокровенное еще до того, как собеседник решится рассказать мне о нем!
Раньше, когда я не умел заглядывать в души окружающих, я и представить себе не мог, сколько отличных людей живет рядом со мной. Да на одной только моей улице обитало столько великолепных