— Эти трое — одинокие, их никто не будет искать, — пояснил Бруно. — А у этого молодого человека, — он указал на чернявого латиноса двадцати-двадцати пяти лет, — семья! Девушка к нему приходит, чуть ли не каждый день… Неужели из этих троих вам никто не подходит? — испугался беглец от правосудия: ведь если Хильшер никого не выберет — плакали денежки!
— Вот этих двух стариков однозначно не возьму! — безапелляционно заявил Фридрих. — Насчет этого, — он указал на изможденного мужчину, затем заглянул в его историю болезни, — сорокалетнего Паоло Берниньо, подумаю. Хотя… — профессор презрительно собрал губы в жемок и откинул простыню, закрывающую тело пациента. — Скорее нет, чем да. Физическая форма — швах, крайняя степень истощения, пролежни… Сколько он здесь? — Фридрих вновь заглянул в бумаги. — Чуть меньше года… Нет, он мне не подходит! А вот за мальчишку я бы приплатил вдвойне… Он в прекрасной форме! Сколько он здесь?
— Месяц.
— Отлично! — воскликнул Хильшер, потирая руки. — Так как?
— Но ведь его родные… — бормотал Бруно. — Как я объясню его исчезновение?
— Меня это не волнует! — жестко отрубил профессор. — Я плачу хорошие деньги, а как и что — ваши проблемы!
Увеличенные линзами очков, глазки Бруно затравленно метались из стороны в сторону. Ему до дрожи в коленях хотелось сорвать двойной куш, но вместе с этим он не хотел рисковать. В конце концов, победила жажда наживы.
— Черт с вами — забирайте!
— Вот задаток, — Хильшер вытащил из кармана пиджака аккуратно схваченную аптечной резинкой пачку крупных банкнот. — Остальное получите, когда клиент будет у меня.
— Сегодня, ближе к полуночи, — поспешно предложил Бруно, заталкивая трясущимися руками пачку денег в карман мятых брюк, — подгоняйте ваш автомобиль. Надеюсь, что в грузчиках у вас нет нужды… Не хотелось бы использовать местный персонал.
— Не переживайте, мой друг! — профессор по-отечески похлопал старого нациста по плечу. — Чем меньше людей будет посвящено в наши дела — тем лучше для нас… Да и для них тоже.
От испуга у доктора неожиданно вспотели руки.
«А вдруг уберет ненужного свидетеля? — холодея, подумал он. — Да нет же, — тут же успокоил он сам себя, — ведь живы те, кто поставлял Хильшеру тела до него. Все обойдется! Интересно, для чего ему эти коматозники?»
— Профессор, можно вопрос? — решился Бруно. — Ведь вы не врач, вы — историк… Если вы берете их на органы — это не рентабельно! Я могу предложить более дешевый способ…
— Вот что, мой друг, — тихо, но внятно произнес Профессор, но от его шелестящего голоса у Бруно пробежали по спине мурашки, — меньше знаешь — крепче спишь! Получив деньги, настоятельно советую вам побыстрее забыть нашу встречу. Если мне еще понадобятся ваши услуги — я найду вас сам. А теперь разрешите откланяться.
Фридрих стоял перед большим прозекторским столом, на котором покоилось приобретенное у Бруно тело.
«Хороший экземпляр, — вновь отметил физическую форму подопечного профессор, — знать бы только, насколько пострадал мозг».
Из истории болезни, выданной таки ему на руки Марком, Фридрих знал, что пациент — парнишка- штукатур сорвался со строительных лесов. В результате травмы головы впал в коматозное состояние. Где в этот момент витал освобожденный дух мальчишки-латиноса, Хильшера мало интересовало. Гораздо больше его волновал другой вопрос: сможет ли его травмированный мозг вместить всю полноту неприкаянной души Вольфрама Зиверса. Воскрешение Карла Виллигута Фридрих оставлял на потом — профессор нуждался в верном ученике больше, нежели в старике Вейстхоре. После памятных событий Нюрнбергского процесса, Хильшер осел в Америке. После нескольких неудачных попыток возродить в стане «Новых хозяев мира», а именно ими мнили себя американцы, Орденский проект, подобный нацистскому «Аненэрбе», профессор в бессилии опустил руки. Подозрительные моссоно-жидовкие ложи на каждом шагу вставляли палки в колеса, не спешащему поделиться сакральными знаниями, Хильшеру. С годами верные соратники по Германенорден старели, дряхлели, отходили от дел, или попросту умирали. Вскоре профессор остался в одиночестве. Он, почти достигший семидесятилетнего рубежа, до сих пор чувствовал себя превосходно. Наверное, кровь древнего божества из каменной чаши поддерживала его организм в прекрасном состоянии, не смотря на довольно-таки преклонный возраст. Секретом этого артефакта профессор не поделился ни с одной живой душой. Так же, как и секретом деревянных табличек Виллигута. Чудные вещицы были спрятаны в надежном месте, где покрывались пылью в ожидании назначенного часа. А что этот час придет рано или поздно, Хильшер не сомневался. Не взирая на прекрасное самочувствие, годы постепенно брали свое — Фридрих старел. Пусть медленнее своих одногодок, но все-таки… А умирать Фридрих не хотел. Умирать, имея на руках ключи от вечности — просто глупо! Но для начала ему нужно было вернуть к жизни Зиверса или Виллигута, чтобы они в свою очередь провели эту процедуру и над ним. Но оказалось, что поселить бесприютную душу в какое-нибудь тело, не так уж и просто, как казалось до этого. Процедура изгнания души из организма донора была прописана в книге Виллигута столь туманно, что провести её как положено, профессору так и не удалось. Все, чего достиг Хильшер за несколько лет экспериментов — сумел временно подселить душу Зиверса в тело донора, пока сознание пациента находилось во сне. Словами невозможно описать радость Вольфрама, когда он после стольких лет небытия вновь почувствовал всю прелесть бренного существования. Но его радость была недолгой: едва только сознание донора проснулось — душа Зиверса была тут же вышвырнута прочь из его тела. Вначале Хильшер пытался как можно дольше удерживать сознание организма-донора во сне. Он перепробовал множество способов: гипноз, медикаменты, но удерживать бесконечно долго пациента во сне, без вреда для Вольфрама, не мог. Но в те краткие моменты общения с верным учеником, в их головы пришла светлая мысль использовать в экспериментах больных, находящихся в коме. Но и здесь все оказалось не так уж и гладко: в двух случаях из четырех пациенты тихо отдали концы — травмированный мозг оказался не в состоянии вместить сознание Вольфрама. Один раз верный ученик оказался парализованным, он едва мог шевелить перекошенным в судороге ртом. Во время последнего опыта — самого удачного из всех, после двух недель комфортного пребывания Зиверса в организме-доноре, пациент неожиданно вышел из комы, вышвырнув оккупанта вон из своего тела. Но профессор сдаваться не собирался, ведь на кону стояло его собственное бессмертие. И если он не сможет воскресить Зиверса, то и на его собственной вечной жизни можно поставить большой жирный крест. Хильшер вновь проверил все компоненты обряда, закрепил руки и ноги парня в специальных кожаных фиксаторах. Очень часто при проведении обряда тела-доноры скручивало судорогой. Профессор пробежался взглядом по веренице колдовских символов. Затем раскрыв книгу Виллигута, сверил их последовательность. Она оказалась верной. Все было готово к таинству воскрешения. Хильшер достал из массивного сейфа один из двух хранящихся там медальонов. Зиверс в очередной раз был готов к возрождению. Профессор приподнял голову паренька — амулет с привязанной к нему душой Вольфрама занял свое место. Фридрих несколько раз глубоко вздохнул, взял в руки книгу, раскрытую на нужной странице, и гортанно запел.
Обессиленный профессор лежал на полу в центре затухающей пентаграммы, раскинув в стороны руки. Он тяжело дышал, судорожно хватая раскрытым ртом задымленный воздух лаборатории. Мальчишка- латинос, привязанный к металлическому столу, перестал извиваться в путах и тоже затих, продолжая лишь мелко вздрагивать загорелым телом, покрытым липким вонючим потом.
— Дьявол, моя голова сейчас лопнет! — прошипел сквозь судорожно сжатые зубы паренек на чистейшем немецком, которого не мог знать. — Провались оно все в преисподнюю!
— Вольфрам, мальчик мой, это ты?
— Похоже на то, — выдохнул Зиверс, морщась от боли. — Черт возьми, я сейчас сдохну в очередной раз!
— Лежи спокойно, не паникуй, — посоветовал профессор, с трудом поднимаясь на ноги. — Я сейчас дам тебе болеутоляющее!
