— Лады, — сказал Скирдаченко, подвигая к себе стакан, тем самым давая понять Хозяину, что готов его слушать. — Чаек только у вас жидковат, гражданин начальник, — отхлебнув, заявил Скрудж.
— Ну, — развел руками подполковник, — чифиря не держим.
Он тоже глотнул чаю и продолжил:
— Есть у нас одна проблемка, Евгений Николаевич…
— У вас?
— Нет, дорогой мой, у нас! Слишком много покойников появилось в последнее время у нас в лагере. Аж тридцать восемь человек за последних три месяца! Что тебе известно об этих убийствах?
— Каких убийствах, начальник? — поперхнулся чаем Скрудж. — Ты же о петушином бараке? Так они все сами… Я у лепилы лагерного узнавал… Кто отравился, у кого мотор отказал, кого от болезни завернуло… Это же опущенные, петухи…
— А тебе не показалось странным, — беспардонно перебил авторитета Хозяин, — что петухи в последнее время мрут, как мухи?
— Ну, есть немного, — признался Скрудж, — я для этого и базары с лепилой разводил на этот счет…
— Мочит кто-то петухов, — мрачно заявил Алексеев.
— Как? Чем?
— У всех трупов, вот здесь на шее, дырки, то ли от шила, то ли от вязальной спицы. Бьют их в шею, в сонную артерию, — пояснил он, — чем-то острым и длинным!
— Постой, не гони, — попросил Скрудж, отодвигая в сторону пустой стакан. — Я вот чего не догоняю, если кто-то пробивает петухам сонную артерию, кровищи должно быть… Ведь от чего-то они должны были помереть? От потери крови, например… Но я видел этих жмуров, — воскликнул Скрудж, — и никакой крови не заметил… Постой, — он неожиданно изменился в лице, — а сколько дырок… Ну… Случайно не две?
— Как раз две таких аккуратных дырочки… Что ты знаешь об этом! — заревел Алексеев, хватая зэка за грудки.
На рев Хозяина в кабинет заскочили конвойные и толстая секретарша Лариса.
— Все нормально! — отпуская Скруджа, заявил подполковник. — Всем выйти!
— Слышь, начальник, ты чего такой нервный?
— Жизнь такая! — огрызнулся Хозяин. — Рассказывай!
— Это еще зимой было… Я тогда с крытой по этапу только пришел. Мажор откидывался и меня в лагерь смотрящим определили. Так вот, здесь по прибытию сходку собрали. Перетереть кой-чего, заморочки старые порешать… Так вот перед сходкой Мажор маляву с воли получил… От Министра… Знаешь такого?
— Да уж, приходилось встречаться, — ответил Хозяин. — Петр Семенович Мистерчук, серьезнейший человек. Большими капиталами ворочает. Что в маляве говорилось?
— Да я, в общем-то, сильно и не вникал, — признался Скрудж. — Заморочек и без этого хватало. С людьми определиться, мне ж с ними не один год чалиться… Так вот, в той маляве от Министра непонятка была… Он просил ему весточку кинуть, если вдруг в лагере необычное мочилово будет… Либо человечек объявится странный… И ведь объявился! — хлопнул себя ладонью по лбу Скирдаченко.
— Какой человечек? — не понял подполковник.
— Странный, — пояснил Скрудж. — Бледный, жрет мало, холодный… Точно, все как Министр нарисовал! Это Шваб, он со мной по этапу пришел.
— Шваб, Шваб… — задумался Хозяин.
— Истомин Роман, — подсказал Скрудж. — Сто пятая…
— Вспомнил! Это такой мелкий и бледный глист…
— Он самый. К нам клинья давно подбивает, правильным пацаном прикидывается. Но не блатной, это точно. А ужимок фраерских он в СИЗО нахватался.
— А почему Шваб?
— Так он по-запаре как фриц шпрехает, дойч недоделанный! Портаки у него не наши. По базару бывший вояка, наемник… Весь в шрамах, боевик еще тот! Его братва прописать по приходу хотела, но не вышло у них ни хрена — десяток пацанов сломал…
— Помню, я ж его на две недели в БУР сажал.
— Пацаны злобу затаили, хотели его в темную. Так он падла вообще не спит! И нюх на опасность. Я его грешным делом уже решил в торпеды записать… А тут вона как вышло!
— Думаешь, он?
— Все сходится, надо Министру весточку скинуть. Он порядок быстро наведет. Это ж и в твоих интересах, начальник.
— Ну, что ж, — задумчиво произнес Хозяин. — Министр, так Министр… Номер знаешь? Звони!
Сотовый телефон, положенный Министром на край стола, натужно завибрировал и свалился на пол. Петр Семеныч чертыхнулся и, нагнувшись, поднял упавшую трубу. Номер, высветившийся на цветном дисплее, был ему неизвестен.
— Слушаю, — с металлом в голосе произнес Петр Семеныч, он не любил, когда его беспокоили по пустякам. Еще больше он не любил, когда кто-нибудь ошибался номером.
— Здравствуй, Министр, — произнесла трубка знакомым голосом, но, тем не менее, банкир не сумел сразу узнать звонившего. — Кто это?
— Не узнал, Петр Семеныч? — натужно рассмеялся собеседник. — Значит, тоже скоро богатым буду! Это Скрудж…
— Жека? Скирдаченко? Ты где?
— И тебе не хворать, Петр Семеныч, — произнес Скрудж. — Я в лагере. В Барановском… Смотрящим…
— Проблемы? — по-деловому поинтересовался Министр.
— Проблемы, — не стал отрицать смотрящий. — Маляву свою зимнюю помнишь? У нас здесь все точь в точь, как ты отписал…
— А человечек?
— Есть подозрения…
— Кто в лагере Хозяин?
— Подполковник Алексеев, Владислав Борисович.
— Выезжаю! — коротко сказал Министр и разорвал связь.
Затем набрал номер телохранителя:
— Паша, готовь машину и инструмент. Похоже, нарисовался второй клиент!
— Нищему собраться, только подпоясаться! — без пояснений понял Паша. — Ментов захватим?
— Нет! Только мы двое!
— Петр Семеныч! Да он нас порвет!
— Паша, не мандражируй! Смотрящим в лагере сейчас Скрудж. Он своей босотой пособит… К тому же, я кое-чего из арсенала ФСБешников позаимствовал. Прорвемся!
Через час они, сломя голову, мчались по трассе. Несколько часов бешенной гонки, и они уже на месте. Возле больших, когда-то выкрашенных шаровой краской, ворот лагеря Паша остановил джип.
— Куды? — В открытых по случаю теплой погоды дверях КПП появился субтильный солдатик-вэвэшник из лагерной охраны.
— На Кудыкину гору, деревня! — передразнил охранника Паша, высунувшись чуть не по пояс из открытого окна.
— Доложи Хозяину, прибыл Министр, — не разделяя Пашиного нервного веселья, озадачил солдатика Петр Семеныч.
— Кому доложить? — туповато таращась на дорогую машину, переспросил охранник.
