КРЕСТ И ЗВЕЗДА ГЕНЕРАЛА КРАСНОВА ИЛИ ПЕРОМ И ШАШКОЙ

казака, бойца, что, дав ему клятву на верность даже перед лицом смерти, остался ей верен до конца и до дна испил смертную чашу вместе со своими казаками, отказался от права немца покинуть свой пост и своих людей, сохранить если не свободу, то. хотя бы, жизнь — ибо жизнь не имела, в его глазах, никакой ценности, если платой за ее сохранение была бы потеря чести. Он предпочел сохранить честь солдата и свое имя светлым в памяти всех тех, кто пережил катастрофу выдачи казаков Советам из Австрии весной 1945 года, всех, кто сражался с коммунистами под его командованием, предпочел погибнуть, «славное имя предков низким деянием не запятнав».

Нам представляется уместным привести здесь посвященное последнему Всеказачьему Походному Атаману бесхитростное, но преисполненное глубочайшего уважения к самопожертвенному подвигу германского казачьего генерала стихотворение казака И.И. Сагацкого, опубликованное в казачьем журнале «Родимый край» (Париж, № 94, май-июнь 1971 года).

Фон Паннвиц

Ему сказали: «Вы свободны:
Мы уважаем Ваш мундир.
Но казаки нам неугодны,
К несчастью, Вы — их командир…»

Шли поезда…Ему кричали:
«Прощай, наш Батько-генерал!»
И он, как вылитый из стали,
Один их молча пропускал…

Когда ж на смерть и на страданья
Ушел последний эшелон,
К своим врагам без колебанья
Вернулся сам спокойно он.

Сказал им: «Всюду с казаками
Я был, как с братьями, в бою.
Хочу суда над всеми нами,
А не щадить судьбу мою».

И те, кто, видимо, не знали,
В чем смысл и сила слова «Честь»,
Его с презрением предали
На неминуемую смерть.

Трагедия генерала Краснова

Нам также представляется уместным коснуться и другой стороны исторической медали. Итоги деятельности генерала П.Н. Краснова в годы Второй мировой войны (являвшейся для него, как мы знаем, Второй Гражданской войной) в очередной раз заставляют задуматься о том, что, к сожалению всех истинных патриотов Великой России и российского казачества, история не знает повторения упущенных один раз исторических шансов. Недаром говорят, что она, история, повторяется дважды — один раз, как трагедия, а другой — в Европе, возможно, как фарс, а у нас в России — еще раз как трагедия.

Трагедия генерала Краснова заключалась прежде всего в следующем: он не заметил (или не захотел заметить), что, несмотря на наличие многих элементов несомненной схожести с вооруженной борьбой казачества, при участии германской армии, против Советской власти, ситуация лета 1918 года в период 1941-45 годов зеркально переменилась. Если бы летом 1918 года состоялось совместное наступление на красную Москву русских Донской и Добровольческой армий, при активной или даже пассивной поддержке германских войск, это была бы национальная, народная война русского народа с интернациональным, в основном инородческим (на тот момент) сбродом, обманом и насилием захватившим власть в обеих столицах и нескольких центральных губерниях России.

Воинская опора тогдашней «Советской власти» летом 1918 года состояла в основном из латышских, мадьярских, китайских и прочих (даже немецких!) «интернационалистов». Летом 1918 года позиция Атамана Краснова — будь она даже в тысячу раз более прогерманской! — с моральной и патриотической стороны являлась полностью оправданной, и с военной точки зрения (как показал весь дальнейший ход Первой гражданской войны!) давала русским национальным силам единственный шанс на победу над кровавым Коминтерном.

В то же время, Вторая мировая (Европейская Гражданская) война, сначиная с 22 июня 1941 года (хоти мы этого или не хотим) стала все-таки последней Великой Отечественной войной советского (но, прежде всего — русского) народа. Его консолидации способствовали как генетическая память русского народа — поистине неповторимой уникальной общности, выкованной в горниле непрерывной национальной обороны поколениями Великих Государей Московских, Русских Царей, а впоследствии — Императоров и Самодержцев Всероссийских.

Войну выиграли отнюдь не ленинская партия большевиков (почти поголовно поставленная к стенке «за все хорошее» Иосифом Сталиным — еще одним «германским прихвостнем» — во всяком случае, Сталин, не в меньшей степени, чем Ленин с Троцким — в глазах правых, и Скоропадский с Красновым — в глазах левых, мог с полным основанием считаться таковым, по крайней мере, в 1939-41 годах!) и не Коминтерн (распущенный тем же Иосифом Сталиным в 1943 году); ее выиграла «инерция Российской Империи».

Если в первые десятилетия после октябрьского переворота 1917 года советское государство не носило, по выражению русского историка Дмитрия Жукова, ни малейшего оттенка русскости, красноармейцы в двадцатые годы в обязательном порядке изучали в частях эсперанто («язык Мировой революции»), всякая историческая преемственность с Российским государством отрицалась и красные СМИ торжественно провозглашали: «Наш лозунг — всемирный Советский Союз», то, начиная примерно с 1937 года, историческая память русского народа в СССР, после двадцати лет усердно насаждавшегося насильственного беспамятства, стала постепенно возрождаться — пусть даже и на некоей новой, уродливой «социалистической» основе. Произошла почти тотальная смена большевицкого партаппарата, сохранившегося еще с ленинских времен и понятно из кого состоявшего (особенно в «высших градусах» красной номенклатуры).

«Чистка» Красной Армии коснулась в первую очередь кадров, назначенных еще товарищами Лениным и Троцким и, по новой логике «построения социализма в одной стране», пришедшей на смену прежнему стремлению «бросить Россию, как охапку дров, в костер Мировой революции», была бы с необходимой неизбежностью проведена все равно — независимо от предлога. В 1934 году были восстановлены