прикрывающая данный участок фронта, взяты многочисленные пленные и трофеи. Наши потери:
И вновь, вместо заслуженного отдыха, дивизии Краснова придают бригаду 3-й Кавказской дивизии, и доблестные орлы Дона, Терека, Кубани и Оренбургских степей вновь совершают сокрушительный набег вглубь германского расположения.
Вновь паника среди германцев, и гордо реет среди бегущих толп врагов черный «значок смерти» знаменитого героя Кавказской войны казачьего генерала Бакланова, осеняющий теперь другого донского генерала — П.Н. Краснова. Там, где он — нет отступления, и звучит гимн победы. На черном шелковом полотнище значка, вышитом руками монахинь, «Адамова голова» — белый череп над перекрещенными костями — обрамленный заключительными словами православного Символа Веры: «ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЕРТВЫХ И ЖИЗНИ БУДУЩАГО ВЕКА. АМИНЬ».
После набега — нервная позиционная окопная война до мая 1916 года, а затем Красновская дивизия снова выходит на широкий фронт. В период легендарного Луцкого прорыва генерала Каледина — на решающем участке знаменитого Брусиловского прорыва! — дивизия генерала Краснова вносит в победу решающий вклад. В ходе трехдневных упорных боев его дивизия спешенными полками, при поддержке всего одного батальона пехоты, берет сильно укрепленную позицию неприятеля у деревни Вулька-Галузийская, захватив 800 пленных. Действия 2-й Сводной Казачьей конной дивизии в этих боях были отмечены в приказе по 4-му Кавалерийскому корпусу в следующих выражениях:
«Славные Донцы, Волгцы и Линейцы, ваш кровавый бой 26-го мая у Вульки-Галузийской — новый ореол Славы в Истории ваших полков. Вы увлекли за собой пехоту, показав чудеса порыва. Бой 26 мая воочию показал, что может дать орлиная дивизия под руководством железной воли генерала Петра Краснова».
В этом бою Краснов был ранен ружейной пулей в ногу. 6/19 августа 1916 года конной атакой Донской бригады, сокрушившей австро-германцев у селения Тоболы, был спасен наш Червищенский плацдарм на реке Стоходе. В ходе этой блестящей атаки было взято более 600 пленных и разное военное имущество.
Участие в боевых действиях Великой войны (с полным основанием именуемой ее русскими участниками Второй или Великой Отечественной!), да еще в качестве командира высокого ранга, непрерывно пребывающего в войсках первого эшелона, на передовой, отнимало у генерала Краснова все время и силы.
Но даже в таких невероятно трудных условиях он не оставлял литературной работы. В «Русском Инвалиде» регулярно публиковались его описания боевых действий, а в 1915 году целых два (!) романа П.Н. Краснова — «Погром» (о русско-японской войне) и «В житейском море».
Работа Краснова в «Русском Инвалиде» продолжалась до самого закрытия издания после февральского переворота 1917 года, после восхваляемой на все лады врагами исторической России «Великой бескровной» революцией (хотя в действительности эта «великая бескровная» началась с убийства офицера Лейб-гвардии Волынского полка своим подчиненным и истребления на улицах Петрограда городовых — последних защитников Богом установленного монархического строя и сопровождалась вакханалией убийств полицейских, офицеров и генералов Русской армии, пока «плавно» не переросла в уже неприкрытую кровавую резню лучших представителей русского народа остервенелой большевицкой сворой)!
Черные дни «великой бескровной»
В инсценированной масонским Временным правительством февральских «демократов» пародии на Русскую Императорскую Армию под названием «Армия и Флот Свободной России» генерал Краснов принять участия не пожелал. Хотя наверняка не знал о том, что британский посол в Париже Ф. Берти, получив известие о «буржуазно-демократическом» февральском перевороте 1917 года в России, писал:
«Нет больше России. Она распалась, и исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, то есть Финляндии, Прибалтики, Польши, Украины и т. д., сколько бы их удалось сфабриковать, то по мне остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку…»
Свои переживания в период событий 1917 года, гибели Армии и Державы, Петр Николаевич описал в воспоминаниях «На внутреннем фронте», изданных в I томе «Архива Русской Революции» под редакцией Гессена (Берлин, 1922; Москва, «Терра», 1991, с. 97–190).
Расскажем же об этих черных днях, опираясь на мемуары самого генерала.
Февральский переворот 1917 года 2-я Сводная казачья дивизия встретила на фронте, на боевых позициях, в непосредственной близости к неприятелю. До августа 1917 года, когда ее, наконец, сменили и отвели в тыл для отдыха, дивизия держалась — почти как при «старом режиме». Сам начальник дивизии и все его офицеры верили (точней — хотели верить), что февральская «Великая бескровная революция» (при всем их отвращении к ней!), наконец, завершилась, что Временное Правительство, в полном соответствии со своим названием, пойдет быстрыми шагами к Учредительному Собранию, а Учредительное Собрание — к конституционной монархии, во главе с Великим Князем Михаилом Александровичем, в пользу которого отрекся от прародительского Престола Государь Император Николай II. На Совет солдатских и рабочих депутатов смотрели как на что-то вроде нижней палаты будущего всероссийского парламента.
Но такое относительно благополучное положение сохранялось только до апреля 1917 года. Сразу же после отвода в тыл Красновская боевая дивизия стала немедленно разлагаться под влиянием красных агитаторов, постепенно превращаясь, подобно всей российской армии, в вооруженную банду.
Сознавая очевидную бессмысленность пребывания в рядах такой, с позволения сказать, армии, Петр Николаевич подал в отставку. Но командующий Особой Армией, генерал Балуев, его отставку не принял, ссылаясь на приказ А.Ф. Керенского — никаких отставок старших офицеров не принимать — и предложил ему возглавить 1-ю Кубанскую дивизию.
10 июня генерал Краснов прибыл в расположение своей новой дивизии в окрестностях Мозыря. До августа 1917 года он, с переменным успехом, пытался привести эту второочередную, состоявшую в основном из казаков старших сроков службы, дивизию в Божеский вид. Сначала дело, как ему казалось, пошло на лад. Страдавшая от бескормицы и плохого снабжения дивизия, стараниями ее начальника, постепенно принимала сытый и довольный вид. Краснову удалось даже начать занятия с казаками. Но, как пишет далее генерал в своих мемуарах:
«Несмотря на все эти внешние успехи, на душе у меня было смутно… Внешне полки были подтянуты, хорошо одеты и выправлены, но внутренне они ничего не стоили. Не было над ними «палки капрала», которой они боялись бы больше, чем пули неприятеля, и пуля неприятеля приобретала для них особое страшное значение.
Я переживал ужасную драму. Смерть казалась желанной. Ведь рухнуло все, чему молился, во что верил и что любил с самой колыбели в течение пятидесяти лет — погибла армия.
И все-таки надеялся…Думал, что постепенно окрепнет дивизия, вернется былая удаль — и мы еще сделаем дела и спасем Россию…
