– Стой! – окликнул мальчика часовой. – Кто ты и куда идешь?
Клеон остановился. Лев, уловив угрозу в голосе легионера, зарычал. Чтобы успокоить собаку, Клеон опустил руку на ее голову.
– Я Клеон, сын Клиния. Я из Сицилии и иду… в Нолу! – неожиданно для себя вспомнил он название города, которое слышал вчера во время допроса пленника.
– Что же ты бродишь по ночам и зачем прятался в кустарнике?
– Я не прятался, – сказал Клеон. – Я иду оттуда, с берега. Там вчера корабль пиратов чуть не потерпел крушение… Ночью я убежал и теперь иду в Нолу к одному богатому римлянину. Пираты похитили его дочь, а я видел, где они ее спрятали, и хочу ему рассказать. Пусть он ее освободит, а пиратов накажет. Их легко изловить, потому что они будут долго чинить свой корабль… после… вчерашней бури… – Последние слова Клеон почти проглотил, смущенный насмешливой улыбкой часового.
– Хитро придумано, Квинт! – сказал – второй легионер, переглянувшись с первым.
– Он идет из Сицилии в Нолу! – засмеялся третий, подходя к ним.
– Да-а, – покрутил головой четвертый. – Видать, пройдоха, даром что усов еще ни разу не брил.
– Постереги-ка, пока я доложу центуриону,[33] – обратился Квинт к товарищу. – Вздумает бежать, пригвозди копьем.
Часовые четвертой стражи, последней смены ночного караула, скучали, особенно те, что стояли у задних ворот. Если бы воины Спартака вздумали спуститься с горы, об этом оповестили бы лагерь часовые у главных ворот, выходящих на дорогу к вершине. Там надо глядеть в оба. А здесь… Что может случиться здесь? Еще глубокой ночью – другое дело. Можно иногда поймать какого-нибудь бродягу, пробирающегося в стан бунтовщиков… Но невыносимо однообразно текут часы стражи на рассвете, когда хорошо видны окрестные холмы и тропинки. Появление Клеона развлекло часовых. Радуясь возможности позубоскалить, они окружили мальчика и собаку.
– А не лазутчик ли это бунтовщиков? – высказал предположение один.
– О-о? – притворно удивился другой. – Разве он умеет летать?… Эй, мальчик, у тебя нет крыльев?
– Без крыльев с горы спуститься невозможно, – согласился третий. – Клодий запер все проходы. Теперь мимо нас не проскочит и горный козел.
– А может быть, этот малый колдун? – сказал четвертый. – Не мог ли он пройти мимо наших постов невидимкой? А теперь на заре чары кончились… Не хотел бы я быть его стражем!
Тот, кому было поручено стеречь Клеона, встревожился и, размахивая копьем, подскочил к мальчику. Лев зарычал и рванулся навстречу легионеру. Клеон бросился наперерез собаке. Часовой под хохот товарищей поспешно отступил.
– Держи своего пса! сердито крикнул он. – А не то я всажу копье ему в глотку!
– А ты лучше держи свое копье в покое! – ответил молчавший до этого Клеон. Собаки не любят, когда перед их носом размахивают копьями.
– Вот еще! – проворчал часовой. – Буду я угождать каждой собаке! – Однако он опустил копье и остановился на почтительном расстоянии, не обращая внимания на шутки товарищей.
Не слушал их и Клеон. Он ждал появления центуриона. Может быть, начальник сотни решит, что такой молодой пастух и такая умная собака не опасны для римского войска? Может быть, он отпустит их?
Тучи на вершине Везувия светлели и курились, как дым.
В воротах показались центурион и Квинт. Часовые подтянулись. Клеон уставился на бляхи, украшавшие длинную, почти до колен, кольчугу начальника сотни. Клеон никогда еще не видел так близко римского центуриона, но слыхал, что бляхи эти – боевые награды, и с почтительным удивлением стал их пересчитывать. Центурион прищурился, похлопывая себя по ноге кривой тростью, которую каждый начальник центурии был обязан носить как условный знак власти.
– Так ты думаешь, этот мальчишка пробирается к бунтовщикам? – спросил он Квинта.
Собираясь возразить, Клеон перевел глаза с груди центуриона на его лицо и почувствовал разочарование и одновременно прилив храбрости – такое оно было простое, заспанное, с морщинками вокруг глаз и на лбу. Но только что мальчик собрался снова рассказать историю о пленной римлянке, ее отце и пиратах, как послышался звук трубы, и лицо центуриона мигом утратило сонное выражение и помолодело. Клеон от удивления так и застыл с открытым ртом.
Часовые тоже преобразились и, четко отбивая шаг, прошли мимо начальника.
– За мной, мальчик! – приказал центурион, входя в ворота. Клеон и Лев пошли за ним. Оглянувшись, центурион остановился.
– Собаку оставь здесь.
– Нельзя, – покачал головой Клеон. – Легионеры будут его дразнить, и Лев их покусает. А со мной он будет смирный, как овечка.
Центурион улыбнулся. Может быть, ему вспомнилось собственное детство, когда он пас отцовское стадо и так же дружил со своей собакой.
– Так и быть, – кивнул он. – Веди в лагерь свою «овечку».
Глава 8. В римском лагере
Едва умолк сигнал к смене стражи, трубач заиграл «сбор».
– На сходку!.. Военная сходка!..
Оставляя начатые дела, легионеры бросились к преториуму. Через минуту улицы и переулки между палатками заполнил поток бегущих людей, словно в лагерь хлынула разлившаяся река. Выкатившееся из-за горы солнце заискрилось металлическим блеском на оружии и нагрудниках воинов. У Клеона зарябило в
