едва вступив в дом, наделал столько бед, что господин приказал увести его с глаз долой?
– Да ведь остатки… – оправдывалась Елена. – Все равно выбрасывать. Все уж пообедали… Ешь, мальчик!
– Я сыт, благодарение богам и тебе. – Клеон отпил глоток кислого вина из кружки, которую пододвинула ему Елена, и поднялся: – Я готов.
Видя, что хозяин встал из-за стола, Лев также оставил еду и подошел к нему.
– Собаку привяжи возле двери, – приказал Хризостом.
– Разреши взять Льва с собой, – попросил Клеон. – Я прицеплю к ошейнику свой пояс и буду крепко его держать. Беспокойства Лев тебе не причинит. А если ты сделаешь много покупок, он поможет нам их нести.
Последний довод подействовал. Домоправитель бросил Клеону ремешок:
– Возьми. Привяжи его к ошейнику. Не пристало рабу Станиена идти по улицам распоясанным.
Глава 8. О чем шептались в мастерских и лавках Рима
Чем дальше Клеон и Хризостом уходили от Палатина, где жил Станиен, тем плотнее становилась толпа вокруг. Крестьянские ослики, с корзинами, полными плодов и овощей, лениво тыкались мордами в спины прохожих. Клеон то и дело отставал от Хризостома: то пришлось пропустить целую процессию носильщиков, нагруженных тяжелыми камнями и досками; то напугала его диковинная машина, протащившая к постройке огромное бревно, словно длинная железная рука, протянувшаяся над головами прохожих – того и гляди, уронит и раздавит!.. Хризостом, бранясь, возвращался, разыскивал мальчика, и они шли вместе, пока опять не задерживала Клеона какая-нибудь случайность.
Большинство лавок и мастерских, мимо которых они проходили, были со стороны улицы открыты: на длинных мраморных прилавках лежали товары, а вместо вывесок у входа каждой лавки на дверных косяках, а то и просто на стенах были нарисованы предметы, которые здесь продавались.
Хризостом останавливался то у одного, то у другого прилавка. Из его разговоров с торговцами Клеон понял, что многие из них вольноотпущенники Станиена, получившие от бывшего хозяина деньги на обзаведение. Теперь они выплачивали ему проценты со своих доходов.
– Стой! Зайдем в эту хлебопекарню, – Хризостом остановился перед дверью, на которой был нарисован мул, вертящий мельницу. – Собаку привяжи на улице, а сам иди за мной.
Клеону пришлось повозиться, уговаривая Льва остаться на привязи среди снующих мимо его носа прохожих. Когда наконец мальчик вошел в лавку, Хризостома там не было. Какой-то рыжий юнец выкладывал на прилавок пирожные и крендели. На вопрос Клеона о домоправителе Станиена рыжий кивком головы указал на дверь в глубине комнаты.
– Как же быть? – спросил Клеон. – Домоправитель приказал мне идти за ним…
Рыжий, все так же молча и не отрываясь от работы, мотнул головой в сторону двери: иди, мол, куда тебе указано. Клеон удивился неприветливости римлян: у них в деревне не так встретили бы чужого; у них бы все показали и рассказали, а если бы хватило времени, то и проводили бы. «А может быть, это немой?» – подумал Клеон, стараясь оправдать молодого невежу.
Мальчик открыл дверь в заднюю комнату, и его обдало нестерпимым жаром. «Что это, пожар?» – отпрянул он.
– Закрой за собой! – сердито крикнул «немой».
Клеон торопливо выполнил приказание и остановился у порога, не зная, куда идти и что делать дальше. В комнате стоял туман от мучной пыли, носившейся вокруг нескольких ручных мельниц, которые вертели не откормленные мулы, как было изображено на вывеске, а заморенные ослы да исхудалые рабы. Слабый свет лился из узких щелей у потолка и от топок трех огромных печей. Было так жарко, что хитон Клеона сразу прилип к спине и капельки пота выступили на лбу и вокруг носа. Среди этого жара и тумана копошились обнаженные люди: одни засыпали зерно в воронки мельниц, гоняли ослов или, остановив их, выбирали с мельничных подставок муку; другие месили тесто, формировали и подносили пекарям крендели, витые хлебцы и разнообразные пирожные и булочки. Пекари принимали их на лопаты и ловко засовывали в красные жерла печей.
Домоправителя не было и тут.
Клеон подошел к рабу, который, стоя на коленях, чинил какую-то поломку в мельнице.
– Куда, деревенщина! – крикнул тот, поднимая белое от мучной пыли лицо с красными веками. – Мельницы никогда не видел, что ли?
– Такой, как эта, не видел, – ответил мальчик. – Не знаешь, куда девался домоправитель Гнея Станиена?
– Куда ему деваться! Пьет вино и сплетничает с моим хозяином! Готово! – крикнул он рабам, переносившим зерно.
– Посторонись!.. Поберегись!.. – покрикивали они на Клеона, помогая мастеру собрать мельницу.
Но вот в воронку сверху засыпали зерно, и погонщик ткнул ослика палкой; тот взмахнул хвостом и понуро пошел по кругу. Зерно затрещало, и снизу посыпалась на подставку мука. Клеон в восхищении покачал головой:
– Вот если бы нам в деревню такую мельницу! А то у нас растирают зерно просто между двумя камнями. Столько времени потратят, пока добудут горсточку муки!
– В городе все лучше, – сказал один из рабов, – только не для нас.
– Римляне жиреют на нашем поту, как опара вспухает на дрожжах, – поддержал его другой.
– Зато от безделья они теряют силы, а мы их копим, – тряхнув головой, заметил третий.
Погонщик хрипло рассмеялся и тут же закашлялся.
– Проклятая… пыль… – задыхаясь от кашля, бормотал он. – Тут и подохнуть недолго… Приставить бы…
