17
В доме пахло чистотой, свежестью и мастикой. Мимси оставила одну из своих неразборчивых записок:
«Дргая миси Айтау, вс рабту сдел. Порошка для окно большо нет. Беда нижн. туалете, бумага отлпает. Бду звтра».
Нахмурившись, Алекс сделала запись в списке покупок, помедлила у нижнего туалета и поднялась в комнату Фабиана. Мимси оставила в ней все как было, как она ей велела. Подобрав его дневник, она села на кровать, вынула открытку, которую взяла у матери Кэрри, и письмо, которое Кэрри написала Фабиану, развернула его и тщательно разгладила. Затем положила рядом открытку и стала сравнивать почерки, сверяя каждую букву алфавита.
Пока она этим занималась, ее пробил озноб, и она ощутила, как в комнате падает температура. Алекс встала, не взглянув на портрет, вышла из комнаты, спустилась в гостиную и села у телефона. Сняла трубку, но, помедлив, положила ее обратно. Снова стала рассматривать письмо и открытку, после чего, решившись, сняла трубку и набрала номер Филипа Мейна.
– Прости, – сказала она, – если я была грубовата прошлым вечером.
– Да, господи, я все понимаю… Это я вел себя…
– О нет, ты был мягок и добр.
– Ты сегодня… ездила?
– Да.
– Тогда ясно. – В голосе его слышалось неодобрение.
– Поэтому я тебе и звоню. Хочу поговорить с тобой на эту тему. Что ты делаешь сегодня вечером?
– Да ничего существенного; разве что пытаюсь окончательно выяснить проблему происхождения человека.
– Прошу прощения.
– Поскольку эта проблема ждала два миллиона лет, думаю, один вечер она еще потерпит.
– Хочешь рискнуть и попробовать еще раз мой размороженный обед?
Наступило молчание. Кашлянув, он смущенно сказал:
– Я бы предпочел… э-э-э… пригласить тебя куда-нибудь. Понимаешь, чтобы ты не возилась со стряпней. Думаю, и тебе было бы полезно куда-то выбраться.
– Хочешь, чтобы мы где-то встретились?
– Да нет же, нет; я заеду за тобой – подъеду и дам сигнал.
– Тебе разрешается и войти, – улыбаясь, сказала она.
– М-м-м… иногда бывает чертовски трудно с парковкой.
Он говорил как-то уклончиво, что удивило ее.
– Прекрасно. – Она пожала плечами. – Когда тебя ждать?
– Примерно через час. Устроит?
– Хорошо, я буду готова. – Повесив трубку, она положила на столик письмо и открытку и тщательно прижала их телефоном.
Ресторан был маленький и неприхотливый; чувствовался вечер понедельника. Но на голых деревянных столах весело потрескивали свечи, и обслуживали их со всем тщанием, как бы давая понять, что они явно не ошиблись, придя сюда, что обычно тут не пробиться.
– Если днем ты очутишься на дне шахты и поднимешь голову к небу, то увидишь Венеру. Она все время там, на небосводе. В XV столетии моряки ориентировались на нее, прокладывая курс.
– У них что, были на судах угольные шахты?
Филип Мейн задумчиво улыбнулся:
– В том не было необходимости, девочка. – Он показал пальцем на глаза. – Они видели ее невооруженным глазом.
– А почему мы не видим?
– Эволюция. Мы развиваемся, наши чувства притупляются; теперь курс за нас прокладывают компьютеры.
– Значит, мы не видим Венеру из-за загрязнения атмосферы?
– Нет, боже милостивый, нет; мы не можем разглядеть ее, потому что теперь вообще не знаем, как смотреть; может, дикари в джунглях и видят ее, но если бы мы и обладали способностью рассмотреть Венеру, то все равно были бы ослеплены сиянием электрических огней.
– То есть эволюция не всегда идет на пользу.
Он крутил в руках винный бокал, уставившись в стол.
– С этим ничего не поделать, – решительно сказал он.
– И с каждым поколением мы теряем остроту чувств?
– Старые чувства притупляются, новые развиваются. – Он помолчал. – Наступает период торжества иррациональности.
– Почему ты так считаешь?
– Способности человека быстро развиваются, и темп этот ускоряется с каждым поколением. До 1954 года никто не мог пробежать милю за четыре минуты, а теперь это расстояние покрывают за три минуты пятьдесят. Тем не менее в наше время у нас вообще нет необходимости бегать. – Он пожал плечами.
– Я думала, так быстро бегают потому, что принимают допинг.
– Частично, только частично; тут сказывается и эволюция.
– Значит, наши ноги должны становиться короче?
– И руки, в них отпадает необходимость. Нам нужны только пальцы – нажимать кнопки.
– Иначе говоря, через тридцать два миллиона лет от нашего тела останутся в основном лишь пальцы и ноги, как у картофельных человечков на детских рисунках?
Филип вытащил из кармана пачку сигарет.
– Итак, ты отправилась к своему медиуму.
Кивнув, Алекс взяла предложенную сигарету.
– Мистер Форд, должна признаться, заставил меня задуматься. Он утверждал, что ему удалось связаться с Фабианом, описал несчастный случай. – Она прикурила сигарету от свечки, оглянулась, не подслушивает ли ее какой-нибудь официант, и перегнулась через стол. – Он сказал: кто-то в машине кричал, что прямо на них летит грузовик.
– Он мог узнать это из газет… или телепатически – от тебя.
Она покачала головой:
– Фабиан погиб при столкновении с автомобилем, грузовика не было.
Филип удивился:
– Но в газете говорилось…
– В том-то и дело, – прервала она его. – В том-то все и дело. В газете в самом деле речь шла о грузовике, так что я была уверена: он прочел сообщение и выложил это мне. Но сегодня днем я подъехала в Кембридж и поговорила с Отто, с тем юношей, который остался жив. Я попросила его рассказать, что предшествовало столкновению. Он сказал: увидев приближающуюся машину, они решили, что это грузовик, и Фабиан крикнул им об этом. – Она отпила вина и с силой затянулась сигаретой, после чего мрачно уставилась на Филипа.
Он пожал плечами:
– Возможно, телепатия: перед самым столкновением твое подсознание уловило сигнал от Фабиана, но не осознало его, а Форд смог извлечь эту информацию. – Он снова пожал плечами. – Тут довольно сложный комплекс оценки событий. Или…
– Или Форд действительно тот, за кого себя выдает.
– На этот счет ничего не могу сказать. Честно.
