Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

посту­пать вместе со своим другом Сашкой, который, между прочим, до этого ни на каких самолетах не летал. Спра­шивают: «На каких самолетах летали?» Я отвечаю, что на У-2. Сашка меня спрашивает: «А мне что отвечать?» Я говорю: «Скажи — на У-2 летал. И все». Он согласился.

Так говорили, чтобы не попасть в училище, нормаль­ное училище. Дураки мы были в то время... Надо было говорить, что летал на двух самолетах, поскольку счита­лось, что если летчик летал на двух типах самолетов, то он уже опытный. Решалось все это очень просто: если летал — то остаешься, если нет — отправляют в учили­ще. Осталось нас, «опытных», человек 8, в том числе и Сашка. Ведь не хотелось из Ленинграда уходить — каза­лось, что много потеряешь, если уйдешь в училище.

В июле снова начали летать на У-2. Боязни не было, потому что либо в бою тебя убьют, либо тут. Просто не думали тогда о страхе, видели же, сколько людей гибнет.

Когда начали «возить» на По-2 самостоятельно, то в переднюю кабину клали мешок с песком, чтобы как-то уравновесить. Самолет-то очень легкий, перкалевый, из реечек сделан практически. Так вот, когда у меня был первый самостоятельный полет на По-2, вот здесь была не то чтобы боязнь, но не было полной уверенно­сти, что ты можешь справиться.

Эти самолеты ветра боялись, поэтому наши полеты проходили часа в 4 часа утра, когда в воздухе тишина, ветра нет. Вставали рано. Когда взлетали, над городом еще была дымка синеватая... тишина... и твой самолет потихоньку летит, покачивается... Но в первый само­стоятельный полет я взлетел и сел благополучно. Тогда давали, по-моему, 5—6 полетов самостоятельных.

Другое дело, когда первый раз прыгали с парашю­том, то здесь боязнь немножко была. Причем это уже потом прыгали прямо из кабины, а здесь прыгали с По-2, и перед прыжком надо было выйти на крыло. Ин­структор набирает положенные 800 метров, говорит: «Приготовься!» Вылезаешь из кабины. В это время ин­структор скорость «терял» до минимума. Подходишь к ин­структору, он проверяет чеку парашюта, потом поворачи­ваешься от него и идешь на край плоскости. Одной рукой держишься за борт кабины, другой за чеку парашюта. Ко­гда к концу крыла подошел, инструктор командует: «По­шел!» Вот в этот момент по теории, как нас учили, надо от­толкнуться под 45 градусов от фюзеляжа и плоскости, т. е. не попасть ни под крыло, ни под фюзеляж. Но на деле никаких отталкиваний у тебя не получается — как сто­ишь, так и падаешь, потому что в этот момент у тебя нет силы, чтобы оттолкнуться. Как только я отделился от са­ молета, я сразу дернул за кольцо. Ну а когда раскрылся парашют, то было уже все в порядке. Только смотришь, чтобы удачно приземлиться, ноги не поломать. Чтобы но­ги были свободными, чтобы можно было сложиться. По­том я прыгал уже гораздо смелее и с крыла, и из кабины.

Многие летчики стараются прыжки обходить. Вот спортсмены, например, они с удовольствием прыгают, а летчики стараются этого дела избегать. Был у меня один случай. Полетели на двух самолетах: я и еще друг мой. Он выпрыгнул первым из самолета, я выпрыгнул вторым. Было, как полагается, два парашюта: один ос­новной, другой запасной. Когда он уже раскрыл пара­шют, я как раз прыгнул и обогнал его. Распустил пара­шют и смотрю, он мне кричит что-то, жестикулирует. Тут я глянул на свой парашют, а он у меня пополам, и пока я соображал, что делать, взялся за запасной пара­шют. А его нужно было взять и отбросить от себя. Толь­ко я его отбросил, услышал хлопок распустившегося парашюта — бух — и об землю!! Но парашют все-таки успел погасить скорость, иначе я сломал бы себе ноги наверняка — долго еще потом хромал.

Когда попали в учебную эскадрилью при ВВС фло­та, порассказали нам месяц теорию, и стали летать. Кроме У-2, в эскадрилье был учебный УТИ-4 — сделали один полет в зону и два полета по кругу. Все — готов. Потом дают сперва мне боевой И-15, сделал я на нем два полета, а потом еще два по кругу на И-153 — вот тебе вся подготовка.

Конечно, мы знали о характеристиках «мессер-шмиттов», об их вооружении — о «фокке-вульфах» то­ гда и разговоров еще не было. Мы знали о преиму­ществах «мессеров», нам говорили, как с ними бо­роться. Да и сами понимали, что это значит, когда у нас скорость 300, а у него 500. Ты ни уйти не можешь, ни догнать, только в вираж уйти, обороняться. Да и летчики у них натренированные были, а мы, по сути, ничего не умели.

Но мы все равно считали «чайку» хорошим самоле­том, он очень маневренный, 4 пулемета стояло. Никто не считал, что это плохие самолеты. Просто мы знали свои возможности. СБ ведь тоже был «скоростной» — 250 км/ч. Конечно, когда мы узнали о Пе-2, которые нас, истребителей, обгоняли, тогда, конечно, я понял, что «чайка» уже устарела.

На фронт я прибыл уже в январе 1943 года и попал в 1-ю эскадрилью 71-го авиационного полка КБФ. В первый месяц взял меня под опеку Абрамов [Абрамов Владимир Федорович, ГСС (559 б/в, 65 в/б, оф. 8+12 в/п, по др. д. 10+15).] — впо­следствии Герой Советского Союза. Он знал, что я по­ нятия не имел ни о чем — если до войны летчиков учи­ли три года, то нас — всего шесть месяцев, взлет- по­садка. Он понимал, какая это ответственность, — война войной, а человека можно погубить зазря. Долго Абра­мов не давал мне возможности взлететь. Потом я фак­тически все время летал в его эскадрилье, относился к нему всегда хорошо. Он был простой, доброжелатель­ный человек — ничего плохого про него сказать не мо­гу, положительный мужик.

Я познакомился с ним, еще когда был в учебной эс­кадрилье при ВВС КБФ. Вместе с Николаем Кучерявым [Кучерявый Николай Прохорович (более 600 б/в, оф. 0+9 в/п, по др. д. всего 11) Королев Николай Иванович (оф. 4+2 в/п).] они прилетели к нам на аэродром Приютино за лет­чиками — было нас две эскадрильи, одна на И-16, дру­гая на «чайках». Еще одна эскадрилья полка под коман­дованием замкомполка Королева² стояла на острове Лавенсаари. В Углове стоял 3-й гвардейский полк на­шей же дивизии, а на Гражданке — бомбардировщики.

В первый полет Абрамов взял меня на прикрытие Ил-2, летевших штурмовать линию фронта. Когда это было, не могу сказать, — помню точно, что он мне ска­зал: «Встань мне в хвост и не теряйся». Он прекрасно знал уровень моей подготовки. Летели мы в непосред­ственном прикрытии на И-153, а И-16 были в ударной группе. Шли мы на высоте не более 1500—2000 мет­ров, так что были хорошо видны и летящие с земли снаряды, и пулеметные очереди, а в районе цели уже снизились так, что дым с земли был выше нас! У нас были РСы, кажется РС-82, небольшие такие — 8 штук под плоскостями. Но мы не штурмовали — они были для воздушного боя. Мы, конечно, могли их и по земле использовать, но в данном случае у нас была задача использовать их в случае воздушного боя.

Штурмовики-то были бронированные — их не так легко сбить, а вот нам доставалось. «Илы» шли на бреющем — насколько только возможно, поэтому по ним было очень трудно попасть. Да и потом, ни у какого нормального человека нервы не выдержат, когда на те­бя такая махина падает и со всех точек палит... сплош­ные бомбы и РСы летят... у чтоб там еще в ответ стре­лять?! Там невольно руками закроешься. А истребители перкалевые, в него из ружья попадут, а перкаль дальше от потока ветра рвется...

Один эпизод того времени запомнился мне хорошо. Как-то раз у нас подбили Ил-2 командира полка Хроленко. После этого такой шум был на аэродроме! Поте­ряли командира полка, и никто толком не приметил, где его подбили! Меня спросили, а я вообще ничего, кроме самолета Абрамова, не видел, потому что на ли­нии фронта был сплошной огонь.

Когда мы прилетели, помню, Абрамов бросил шле­мофон на землю, сел на пень (там пней, в Приютине, было много — лес был сосновый) в совершенно удру­ченном состоянии. Потому, что за это расстреляют! Ведь он ведущий группы прикрытия был, и никто не смог сообщить ни места, ни времени потери.

Прилетел командующий, такой там шум устроили!! Раза два или три летали для того, чтобы найти Хроленко, но нигде не обнаружили. Потом, через некоторое время, из какой-то части позвонили и сообщили, что отбили его у немцев. Он где-то на Неве сел подбитый, и его живого доставили на место [Судя по спискам потерь ВВС КБФ, командир 57-го шап Хроленко не терял сбитым (списанным) ни одного самолета за период январь — апрель 1943 г.].

Абрамова я охарактеризую как человека понимаю­щего. Он действительно понимал «уровень» моей под­готовки и после того случая дал мне на несколько поле­тов другого ведущего — Сашу Груздева [Груздев Александр Кузьмич (416 б/в, 36 в/б, оф. 0+8 в/п и 0+2 на земле).]. Поднимались По всей видимости, эпизод произошел 23 февраля 1943 года, когда группа Ил-2 57-го шап КБФ, прикрываемая 4 И-16 и 4 И-153 71-го иап КБФ, в 9:10—9:20 была атакована парой Ме-109 и потеряла 2 Ил-2 сбитыми (экипажи л-та Геннадия Шубладзе и сержанта Ивана Козьякова