— Ты что видел-то? — спросил он у Антона.
— Клыки видел, — взволнованно прошептал Антон, — и глаза желтые… И эта… уши…
Сережа, что-то решив про себя, пошел к дому. Он тихо поднялся на крыльцо, послушал у двери. Ни звука, ни шелеста. Он громко постучал ключами — та же безответная тишина. Сережа приоткрыл дверь. В домике был сумрак, только солнечные лучи, прорвавшиеся в щели ставен, пересекая комнату, освещали ее. Луч из крайнего окна падал прямо на желтый, с черными полосами широкий лоб тигра. Правый глаз его блестел, как большой, с черной точкой, янтарь.
На мгновенье у Сережи дрогнула рука и захолонуло сердце. Но это было только мгновенье. Он тут же почувствовал, что этот глаз блестит не живым блеском — так блестят бусы, кусочки стекла… Приглядевшись как следует, Сережа засмеялся и распахнул дверь:
— Входите! Хозяин приглашает!
Теперь Антон, со страхом глядя на Сережу, подумал, что, наверно, Сережа заболел… Но ребята уже бежали на крыльцо. Они уже входили вслед за Сережей в дом, они уже смеялись там. Вот открылась ставня, распахнулось окно.
Антон медленно побрел к дому. С опаской войдя в комнату, — разве он не видел клыков и рыжего полосатого лба? — он встретился глазами с янтарным взглядом тигровой шкуры, лежавшей на деревянной койке.
Антон перевел дух и смущенно улыбнулся:
— Здорово…
В доме было все, что требовалось для обихода. У окна стоял большой, чисто вымытый стол, около него — табуретки. В углу печка с плитой. На стене висела деревянная полка, на которой стояли две кастрюли, миска и чугунок. Под ней — небольшой ларь с тяжелой крышкой. Антон подошел и поднял крышку.
— О! — Лицо его расплылось в улыбке и сразу напомнило прежний румяный колобок. — Тут… эта… эта… все!
— Что — все? — Катя оттолкнула Антона, пошла мешочки, лежащие в ларе. — Крупа… сахар… Ой, ребята, мы можем обед сварить! Ура! Ура! Ура!
— И чай с сахаром! — подхватил Антон. — Тут и сухари есть! Эта… черные… с солью!
Ребята ликовали, забыв про усталость. Какая там усталость! Они плясали, хлопали в ладоши, говорили все разом о том, что надо сейчас сделать и что они сделают. Ура! Ура! Ура!
— Ну, довольно кричать! — прервал их наконец Толя. — Разжигайте печку, есть до смерти хочется!
— Сережа, — спросила Светлана, — а это ничего… что мы чужое берем?
— Ничего, — ответил Сережа, у которого губы против воли расплывались в улыбке. — Это и оставлено для тех, кто в тайгу за делом идет. Или заблудится. Это научной станции лабаз. Биологи ходят, энтомологи там… Для них и харчи оставляют. Мы скажем потом нашим, что у них взяли, — наши отдадут. Ничего!
Светлана снова повеселела, захлопотала:
— Ребята, кто-нибудь — за водой! Печку, чур, я растапливать! Пошли за хворостом! Катя, а ты…
— А я кашу буду готовить. Тут пшено есть.
— Ура! Кашу!.. — заорал Антон и схватил ведро. — Я за водой!
Около дома Антон нашел небольшой родничок. Дикие желтые бальзамины свешивались под прозрачной водой, и маленький ключ позванивал где-то под зелеными ветками. Антон зачерпнул воды и ушел. А Катя решила вымыть пшено тут же, под ключом. Она мыла пшено и глядела кругом. Здесь все было хорошо — и дом, и ключ, и виноград, повисший на елке. Здесь и солнце светило веселее и тайга глядела дружелюбнее. Ой, как хорошо, что они наконец вышли к людям!
Когда Катя принесла кастрюлю с промытым пшеном, в плите уже бушевало пламя. Светлана орудовала короткой кочережкой и кричала, чтобы ей давали скорее дров. Сережа около крыльца рубил дрова — топорик он нашел тут же, в уголке у плиты.
— Ставь сюда, ставь на середину! — сказала Светлана Кате. — А чайник на ту сторону. Вот все сразу и закипит.
Катя посмотрела на раскрасневшуюся, увлеченную своим делом Светлану и засмеялась:
— А помнишь, как не умела даже чаю себе подогреть?
Но Светлана только отмахнулась от нее.
— А чем кашу есть будем? — вдруг забеспокоился Антон. — Ложек-то… эта…
— Толя, посмотри в столе, — сказала Катя, — ты рядом там сидишь. Не может быть, чтобы в таком доме ложек не было!
— Да вы кашу-то сначала сварите! — ответил Толя. — Суетятся… Не дождешься ничего.
— Посмотрите-ка! — Светлана махнула в сторону Толи кочережкой. — Холопы суетятся, а барин ждет.
— Шути, только поумнее! — отозвался Толя.
— А я не шучу, — возразила Светлана. — Как вошел, так и сел! И не шевельнулся ни разу.
— Ну что ты к нему пристала, Светлана? — остановила ее Катя. — А что он будет делать? Он же дома привык, чтобы ему подали да приняли от него. За ним мать и сейчас как нянька ходит.
От этой коварной защиты у Толи краска бросилась в лицо.
— Ну и привык! — запальчиво сказал он. — А почему это я должен на стол подавать? Еще, может, скажете — я и посуду мыть должен? Что я, девчонка, что ли?
— Ох, ты, скажите пожалуйста! — закричала Светлана. — Это, значит, девчонки за ним убирать должны?..
В это время Сережа принес охапку мелко расколотых дров и с грохотом бросил их у плиты.
— А мальчишки должны за него дрова колоть да за водой ходить?! — продолжала Светлана. — Только один Анатолий ничего никому не должен!
— Не беспокойся! — сердито ответил Толя. — Анатолию дел хватает. Вся пионерская дружина на Анатолии висит!
— Думается, больше не будет она на тебе висеть, — сказал Сережа.
— Как это — не будет? — Толя удивился и встревожился. — А почему это не будет?
Но Сережа уже не слушал.
— А что, — обратился он к ребятам, — мы, пожалуй, потом и сами все вымоемся теплой водой как следует, а?
— Мыться полагается до обеда, — сказала Катя. — Вода горячая есть.
Но тут все так завыли и заныли: «Ну вот еще, мыться! Есть до смерти хочется!» — что Катя не стала настаивать.
— Ребята, а может, нам Толя пока стихи почитает? — сказала. Катя с усмешкой. — Все-таки хоть какой-нибудь толк от человека!
— Садись за стол! — приказала Светлана. — Каша готова!
— Ура! — завопил Антон и бросился к столу, роняя по пути табуретки.
25
Всадники, решив, что ребята пошли по тропинке — да и трудно было решить иначе, — пустили лошадей рысью. На склоне тропинка свернула к ручью и пропала в кустах. Но никому из верховых не пришло в голову, что ребята могли потерять ее здесь и уйти в сторону. Да и куда? Слева — густой подлесок, справа — завал. Когда стали переходить через ручей, Андрей Михалыч опустил повод — пускай лошадь сама найдет тропу на другой стороне ручья; человеку, даже опытному, угадать ее в зарослях кустарника трудно. И тут он немного затревожился: угадали ли ее ребята?
Лошадь безошибочно нашла дорогу, она влезла в самую чащу бересклета и орешника. Тропа была здесь. Выбежав на пригорок, тропа уже свободно вилась среди высоких деревьев.
«Если нашли тропу через ручей, то молодцы, — подумал Андрей Михалыч. — Но нашли ли?..»
Проехав минут десять, Иван Васильич окликнул объездчика:
