— Пришел-с.
— Можно к вам?
— Сделайте одолжение.
Дверь отворилась, и в комнату вошла девушка лет девятнадцати, скромная на вид, не красавица собой, но и не дурная, довольно со вкусом одетая в холстинковое платье: это была панна Казимира. Она сейчас же села на вольтеровское кресло. Лягавая собака не замедлила подойти к ней. Казимира приласкала ее.
— Что вы не приходили обедать?.. Мамаша ждала, ждала вас, говорила она.
— А теперь она спит?
— Спит…
— Вверх брюшком?
— Да, — отвечала Казимира с улыбкой: — но где же вы были целый день? — прибавила она.
— Возился все с театром, — отвечал Бакланов.
— Ну, что это! Что вам за охота! — проговорила девушка и покачала головой.
— Как, что за охота! Надобно же показать, что мы дорожим нашими талантами, а то это проклятое чиновничество чорт знает что наделает! — отвечал Бакланов, беря лежавшую на диване красную феску и надевая ее себе на голову.
Казимира невольно потупилась. Молодой человек, в этой надетой несколько набекрень красной шапочке, которая еще более оттеняла его черные, вьющиеся волосы, был очень красив.
Он уселся на диване в небрежной позе.
— Вы, верно, влюблены в эту Санковскую? — начала опять Казимира.
— Хм… — усмехнулся Бакланов. — Вы, кажется, должны хорошо знать, что я ни в кого не могу быть влюблен, — прибавил он, бросая на девушку выразительный взгляд.
Существующие в настоящее время между молодыми людьми отношения были довольно странны: Казимира влюбилась в Бакланова с первых же дней, как он поселился у них. Со своею богатою обстановкой, со своим крепостным лакеем, он, умный, добрый и красивый, казался ей каким-то миллионером и в то же время полубогом, более даже чем Венявину. Бакланов, со своей стороны, особенно после его неудачной любви к Соне, тоже шутил с ней… любезничал… смеялся… Все это, как бы напитанные ядом стрелы, входило в сердце пылкой панны. Раз — это было в полутемноватом московском гостином дворе, где они, в сопровождении старухи Фальковской, ходили кое-что закупать, Казимира шла под руку с Баклановым и все старалась оставить мать позади, а потом вдруг крепко-крепко оперлась на его руку.
— Скажите мне, — говорила она: — что это такое со мной?.. С тех пор, как вы у нас живете, я так счастлива, так всех люблю!..
Бакланов на это только усмехнулся.
— Неужели я в вас влюблена? — прибавила Казимира.
Александр покраснел.
— Послушайе, — начал он, голос его слегка дрожал: — вы чудная, прекрасная девушка, и я хочу быть в отношении вас благороден: не любите меня… я люблю другую… — проговорил он и вздохнул.
— Кого же? — спросила Казимира, совсем уничтоженная.
— После… после вы все узнаете, — отвечал Александр и осатновился, чтобы подождать старуху Фальковскую.
После это настало невдолге. В одни сумерки они остались вдвоем. Казимира, под влиянием своих тяжелых дум, сидела тихо за работой, а Бакланов ходил взад и вперед по комнате.
— Вы видели у меня эту вещь? — заговорил он, останавливаясь перед ней и вынимая из-под жилета висевший на груди его маленький медальон.
— Что такое тут? — спросила Казимира, устремляя на него невольно нежный взор.
— Посмотрите! — И Бакланов раскрыл медальон.
Там хранилась знакомая нам записочка Сони. Он бережно вынул ее и подал Казимире.
— Это от той, которую вы любите? — проговорила она, более машинально прочиав написанное.
— Да, — отвечал Бакланов.
— Зачем же она так пишет? — спросила, после короткого молчания, Казимира и точно при этом спряталась в свои кресла.
— Что делать! Обстоятельства!.. Жизнь!..
— О, какие могут быть для этого обстоятельства. — воскликнула Казимира.
В голосе ее слышалась грусть и насмешка.
— А такие… — отвечал Бакланов и не докончил.
— Вы и теперь еще переписываетесь? — спросила Казимира. Лицо ее при этом побледнело.
— Нет.
— Но чем же все это должно кончиться?
— Не знаю! Ох, хо-хо-хо! — произнес Бакланов со вздохом.
Разговор, в этом роде, опять в непродолжительном времени возобновился между молодыми людьми и стал повторяться довольно часто. Александр чувствовал какое-то особенное наслаждение говорить с Казимирой об ее сопернице.
В настоящий вечер, быв особенно в припадке чувствительности, он не преминул заговорить о том же.
— Кто раз любил хорошо, тому долго не собраться с силами на это чувство! — произнес он.
— Вы каких лет ее полюбили? — спросила Казимира. Она, в свою очередь, тоже находила какое-то болезненное удовольствие слушать Александра, когда он рассказывал о любви своей к другой, хотя по временам это становилось ей очень и очень тяжело.
— Почти что с детских лет, — отвечал Бакланов, разваливаясь на диване. — Мы росли с ней вместе и, разумеется, как дети, играли в разные игры, между прочим и в свадьбы: будто я муж, она жена… заберемся в темный угол и сидим там…
Казимира склонила голову на руку, и, кажется, вся кровь прилила ей к лицу.
— Потом, — продолжал Бакланов: — я жил с матерью в деревне; только раз гулял в поле, прихожу домой, говорят: Басардины приехали; вхожу и вижу, вместо маленькой девочки — совсем сформировавшуюся, и не с двумя, а с одною уже косой, с длинными, белыми, чудными ручками!.. (При этом он невольно взглянул на исколотые иголкою и слегка красноватые пальцы Казимиры). Мне так как будто бы что-то в сердце ударило… чувство настоящее заговорило.
— Да, понимаю, — отвечала Казимира со вздохом, припоминая собственное чувство к Александру.
— Ну, потом, я учился в гимназии, а она в пансионе, и ездила к нам… В доме у нас огромная зала… ходим мы с ней, бывало, и она все меня спрашивает: кто мой идеал? — Бакланов так при этом одушевился, что даже привстал. — Я говорю: — «Вы его знаете, видали». — «Где?.. Когда?..» — «В зеркале», говорю!
Казимира в это время держала свою голову обеими руками. О, для чего это счастье не выпало на ее долю.
— Она сконфузилась, — говорил Бакланов: — а в то же время было стихотворение: «Не говори ни да ни нет!». Я уж к ней стал приставать: «да или нет?» — спрашиваю. — «Да», — говорит.
Казимира вздохнула.
— Ну, и что же?
— А то же, что были минуты полного, безумного счастья!
— Как, неужели дошло до конца? — проговорила с некоторым удивлением Казимира.
— Да!
Бакланов так привык по этому случаю прилыгать, что даже и сам не замечал, когда делал это.
— Как же она в таком виде вышла за другого? — проговорила Казимира, уже вставая. Сердце ее не в состоянии было долее переносить эту муку.
— Вы читали, как она вышла, — отвечал Бакланов. — Но погодите, постойте! куда же вы? — прибавил он, беря Казимиру на руку.
Та отвернулась от него, как бы затем, чтоб он не видел ее лица.
