часть, выдавал ему денег больше, чем следовало, брал с него векселя, ну, а пожить-то тоже они любили широко… она вон этта при мне в магазине у Лямиля 500 целковых зараз так и бросила.
— О, вздор какой!.. Ленева и Эммануил Захарыч!.. ха=ха-ха! — хохотал Бакланов, между тем как волосы у него становились дыбом от ужаса.
— Да вы разве знаете ее? — спросил Никтополионов.
— Да! я ее знаю, — отвечал Бакланов с ударением.
— Ну, так извините: это я говорил не про нее! — отвечал с нахальным спокойствием Никтополионов и отошел.
Бакланов покачивался всем телом.
— Никтополионов! — крикнул он.
Тот подошел.
— Послушайте! — начал Бакланов (голос его окончательно ему изменил): — для меня это важно, — так, может быть, важно, как вы и не предполагаете. Скажите, правду ли вы говорите, или это так — одна клевета, для красного словца?
— Про Леневу-то?
— Да.
— Да спросите, весь город вам, всякий мальчишка скажет. Да вот, постойте!.. Эй ты, Михайла! — крикнул он маркеру: — любовница у Галкина есть?
— Есть! — отвечал тот.
— Кто?
— Ленева, кажется, по фамилии-то.
— Я его не учил! — сказал Никтополионов и опять отошел.
Бакланов продолжал сидеть, качаясь всем телом. «Софи, верятно, теперь находится в объятиях Галкина». Далее этого представления он не мог выдержать и, взяв шляпу, проворно вышел из клуба.
Никтополионов, начавший играть на бильярде, посмотрел ему вслед с насмешливою улыбкой. Он видел, что чем-то напакостил человеку, и был совершенно этим доволен.
10
Дикий скиф просыпается в моем герое
На улицах была совершенная темнота. Тепловатый и удушливый ветер опахивает со всех сторон. Бакланов не шел, а бежал к дому Софи. У дверей он сначала позвонил, а потом стал стучать кулаком что есть силы. Иродиада, испуганная, в одном белье, с сальною свечкой в руках отворила ему дверь.
— Пусти! — сказал он и, проворно отстранив ее рукой, пошел в залу, гостиную и спальню.
— Барин, что вы делаете? — говорила она, идя за ним.
В спальне, Софи уже улегшаяся, при слабом освещении ночной лампадки, едва успела накинуть на себя кофту и привстать с постели.
Бакланов приостановился. Он видел только одно, что Софи была не с любовником.
Та, надев наскоро блузу и туфли, вышла к нему.
— Почему вы меня не приняли, когда я был у вас? — начал он резко.
Софи сконфузилась.
— Меня не было дома, — сказала она.
— Но у вас однако у подъезда была карета?
Голос и губы Бакланова при этом дрожали.
— Это была карета их знакомой-с, дожидалась тоже их! — вмешалась в разговор Иродиада.
— Молчи! — рявкнул на нее Бакланов, и Иродиада скрылась.
— Это была карета вашего любовника! — обратился он уже к Софи.
— Александр!.. — проговорила было та.
— Без восклицаний, — остановил он ее движением руки: — я для вас бросил все: службу… Петербург… Я вас за ангела невинного считал, а вы… ха-ха-ха! любовница жида!
— Я не любовница!.. нет, Александр, нет!.. — говорила Софи, ломая с отчаяния руки.
— Что ж он такое для вас? — спросил Бакланов.
— Он… (Софи очень сконфузилась). Он приятель моего мужа… имел с ним дела… давал нам деньги взаймы… и больше ничего!
— Деньги взаймы! Шейлок будет давать деньги взаймы! Да знаешь ли ты, коварное существо, что ведь они мясом, кровью человеческою требуют уплаты себе…
Софи отвернулась: она, видимо, не находила возможности оправдаться.
— Вчера вы, — продолжал Бакланов, заскрежетав зубами: — хотели чистою сохраниться для меня!.. Полно, так ли?.. Не для любовника ли вашего, скорей, вы сберегали себя, чтобы нежнее усладить его в объятиях ваших?
— Александр, Александр! Не могу я с тобой говорить: ты напугал меня.
И Софи в самом деле только рыдала.
— А! — воскликнул Бакланов: — у меня в этих руках только мало силы, чтоб задушить тебя и себя!.. Зачем вы меня требовали и выписывали сюда!.. Чтобы насмеяться, надругаться надо мной!
— Я люблю тебя! — произнесла Софи, складывая перед ним руки.
— Нет! вы любите другого! — отвечал Бакланов с пеной у рта. Оставьте хоть этим маленькое уважение к себе; иначе что же вас привело к тому? Бедность ли, нищета ли? Вы, слава Богу, ходите в шелках, сидите на бархате.
И он закрыл лицо рукою и заплакал.
— Клянусь Богом, я невинна, Александр, Александр! — повторяла только Софи.
— Ты невинна? Отчего же вы давеча не приняли меня? Он ваш знакомый — и я тоже!.. Мало ли по двое знакомых бывают в одно время.
— Но его ж не было у меня! — вздумала было еще раз утверждать Софи.
— А это что? это что? — говорил Бакланов, показывая на окурок сигары, валявшийся на столе: губы его при этом посинели, лицо побледнело.
Софи тоже побледнела.
— Я за несколько часов перед тем, у него… в доме… курил такую же сигару… в такой же соломке… он мне сам, из своего кармана подал ее… презренная тварь! — заключил Бакланов и бросил сигаркою в лицо Софи.
Та вскочила.
— Боже мой! Он бьет меня наконец! — воскликнула она и ушла к себе в комнату.
Иродиада поспешила за нею затворить дверь.
Бакланов опустился на стул, потом вдруг вскочил, ударил этот стул об пол и разбил его вдребезги, схватил со стола шандаль и тоже врезал его в пол, толкнул ногой притворенную в залу дверь, так что та слетела с петель и грохнулась на окно, которое разбилось и зазвенело, и затем, распахнув настежь дверь в сенях, он вышел на улицу.
Софи и Иродиада, стоявшие запершись в спальне, трепетали, как осиновые листья.
Первое намерение Бакланова было умертвить себя, и, только придя в свой номер, он вспомнил, что у него нет ни пистолета ни даже бритвы. Не итти же в трактир, просить ножа для этого?
Он в изнеможении упал на постель и так пролежал до самого утра, не смыкая глаз.
К утру озлобление в нем сделалось несколько поспокойнее; но зато оно стало как-то упорнее и бессердечнее, и на тот алтарь, на который он так еще недавно возлагал такие искренние жертвы, он уж плевал!
— А что, правда ли, что Ленева любовница откупщика? — спрашивал он грубо и цинически трактирных слуг.
— Да, говорят, что так-с!.. — отвечали ему те.
