— А вы будете любить меня? — спросила она и как бы нарочно поспешила улыбнуться, чтобы смягчить свой недоверчивый вопрос.
— Я буду любить вас всю жизнь, если бы вы даже не любили и разлюбили меня, — проговорил Бакланов с чувством.
— Ну, я-то уж не разлюблю, кого полюблю, — сказала Евпраксия и слегка покраснела.
— О, и я! Ручку вашу! Да?
— Ну, смотрите же, не обманите меня! — сказала Евпраксия, подавая ему руку. — Я в вас с первого же раза почувствовала какую-то веру.
— Веру?
— Да! Подите к maman, я должна одеваться!
Бакланов хотел попросить у ней поцелуя, но не посмел.
В тот же день была «пятница», и часов в девять начали съезжаться гости.
Бакланов съездил домой и надел фрак.
За ужином было объявлено, что mademoiselle Eupraxie помолвлена за monsieur Бакланова.
24
Испытание
В городе про Евпраксию говорили: «это невеста не пылкая и не страстная». Бакланов тоже, желая с ней сблизиться, не мог достигнуть этого в той степени, в какой желал бы.
— Ты любишь меня? — спрашивал он ее.
— Люблю! — отвечала односложно Евпраксия.
— Но, знаешь, несколько уж очень спокойно: хоть бы поревновала меня или покапризничала надо мной!..
— Да зачем же? — возразила Евпраксия с улыбкой: — если бы ревновать была причина, так я бы лучше не пошла за тебя, а если бы я капризна была, так ты бы, верятно, не женился на мне.
Бакланов должен был согласиться, что все это весьма справедливо и умно.
Раз он принес к ней «Бориса Годунова» Пушкина и стал ей читать сцену у фонтана.
— Ты хладнокровная Марина Мнишек, а я пылкый самозванец! — говорил он ей, и в том месте, где Григорий приходит в себя, он даже вскочил и продекламировал перед невестой:
Бакланов при этом заметил, что Евпраксия усмехнулась.
— Тебе смешно только! — проговорил он с досадой.
— Да как же не смешно! Вдруг я Марина Мнишек, а он Самозванец! Тут и в чувствах даже ничего нет общего.
«Она чорт знает как умна!» — подумал Бакланов; но вслух однако проговорил:
— Очень уж вы, Евпраксия Арсентьевна, рассудительны.
— Не рассудительна, а только слов пустых не люблю, — отвечала она, по обыкновению своему, спокойно.
Больше еще всего, кажется, Евпраксия любила музыку. Она играла правильно, отчетливо, со смыслом; но и тут Бакланову казалось, что она мало увлекается, а только проиграет иногда огромную пьесу и потом на несколько минут глубоко-глубоко задумается.
Что она в эти минуты думала, Бог ее знает: никогда не сказывала, хоть Бакланов и часто спрашивал ее.
— Не люблю я про это говорить, — отвечала она.
— Вообще про то, что чувствуешь?
— Да! — отвечала Евпраксия.
Бакланов, оставаясь с невестой наедине, принимался ее целовать в лицо и в шею. Евпраксия, нисколько не женируясь, отвечала ему тоже поцелуями.
Однажды он стал перед ней на колени и прильнул губами к ее выставившейся ножке.
Евпраксия, кажется, и не поняла этого страстного с его стороны движения и только посмотрела на него с удивлением.
Перед уходом Бакланов обыкновенно прижимал ее к груди своей и долго-долго целовал ее в лоб.
Евпраксия ему повиновалась.
25
Банковский билет
Последнее время Софи целые дни сидела дома. О, как она была печальна!
Раз, вечером, к ней вошла Иродиада.
— Куда ты целый день пропадаешь? — говорила ей с досадою Софи: — довольно уж этой любовью своей заниматься.
— По городу немножко погуляла: на свадьбу смотрела-с, отвечала та.
— На чью?
— Нашего Александра Николаича.
Софи побледнела.
— А сегодня свадьба?
— Сегодня-с! Сейчас венчать будут у Спаса.
— А что меня в церковь-то пустят? — спросила Софи, устремляя на горничную какой-то странный взгляд.
— Отчего ж не пустить? — отвечала та.
— Давай мне одеваться… давай все лучшее!.. — говорила Софи и начала сама приводить в порядок свои волосы.
Дело это горело у нее в руках: ни один парикмахер не сумел бы так скоро и так к лицу причесать ее роскошные локоны. Иродиада принесла ей великолепнейшее визитное платье.
— Выкупили бы, сударыня, ваши вещи-то, а то надеть вам нечего! — говорила она, подавая госпоже в самом деле всего одну небольшую брошку.
— Все выкуплю, все! Не на радость только! — отвечала Софи, небрежно застегивая этою брошкой платье на груди. Надевая французские перчатки, она одну из них изорвала. Толстые ботинки ее громко стучали по паркету.
В этом наряде Софи, казалось, точно сейчас только воротилась с какого-нибудь вакхического вечера.
Коляска ее уже была подана к крыльцу.
— К Спасу, — сказала она.
Венчанье Бакланова происходило в небольшом, темноватом приделе приходской церкви.
Софи, войдя, остановилась у колонны, почти в самых дверях.
Всю церемонию она простояла неподвижная, как статуя.
