— Только всего раз? — спросил Бакланов печальным голосом.
— Раз всего! — отвечала ему француженка тоже печально.
К ним подошла Софи.
— Этот господин страстно влюблен в жену свою и запирается еще в том! — сказала она, показывая француженке на Бакланова.
— О, так вы вот какой! Так подите же прочь от меня! — весело подхватила она.
— Послушайте, Софья Петровна, — воскликнул Бакланов: — вы мало что женой преграждаете мне совершенно к себе дорогу, но вредите мне этим и у других дам!
— Зачем женились! — сказала Софи, пожимая плечами.
— Я женатых терпеть не могу, фи! — подтвердила француженка.
— Это ужасно! — говорил Бакланов.
По наружности он шутил только; но в душе ему, в самом деле, было досадно.
— Monsieur Готфрид! Сыграйте нам что-нибудь веселенькое! — сказала Софи, прохаживаясь небрежною походкой по зале.
— Fort bien, madame! — сказал немец и сел.
Дама, путешествующая на восток, опять поместилась около него.
«Ну, старику от этой госпожи не спастись!» — подумал Бакланов.
Готфрид начал воодушевленнейший вальс.
Софи сама подала руку графу и пошла с ним вальсировать.
Молодой человек взял m-lle Прохорскую, или Покровскую.
Бакланов заметил, что кавалеры очень бесцеремонно повертывали дам и нарочно, кажется, старались, чтобы платья у них выше поднимались. Дамы тоже как-то очень близко держались к кавалерам, кроме, впрочем, Софи, которая своим приличным и несколько даже аристократическим тоном отличалась от всех.
Бакланов пригласил ее на вальс.
Он чувствовал, что Софи невольно и вряд ли сама догадываясь пожимала ему руку.
— Могу ли я к вам приезжать? — спросил он ее пламенным голосом.
Софи, вертясь с ним в вальсе, молча смотрела на него своими прекрасными глазами.
— Могу ли? — повторил Бакланов, когда они кончили тур.
— Пожалуйста! — отвечала Софи и голос ее опять ничего не выражал.
Часов в двенадцать Бакланов, видя, что другие молодые люди прощаются и уезжают, тоже взял шляпу и подошел к Софи. Она в это время о чем-то дружески шепталась с девицей Марией-Терезией- Каролиной.
— Adieu! — проговорила она, довольно небрежно подавая ему руку.
Бакланов вышел.
Он был очень взволнован.
9
Он пошутил!
Мужчина с табаком и вином делется похож на чорта! — говорит немецкая поговорка.
Бакланов, возвратясь домой, спросил себе бутылку вина, закурил сигару, человека отпустил спать, а сам начал пить и курить.
Более ясно проходившие в голове мысли были следующие: «Славная вещь — эти немножко шаловливые женщины».
Сильная затяжка сигарой и рюмка портвейну.
«Как бы отлично теперь, вместо того, чтобы ехать домой, заехать к какой-нибудь госпоже и учинить с нею оргию».
Еще рюмка и затяжка сигарой.
«Что я Казимиру пропускаю… Она, должно быть, страстная женщина!»
Новая рюмка и новая затяжка.
«Сходить разве к ней?»
У Бакланова при этом в голове даже помутилось.
«Чорт, пожалуй, рассердится!» — продолжал он. Однако встал. Шаги его уже были неровны.
«Скажу, что заболел, люди все спят, и пришел к ней».
И, недолго думая, он запахнул халат, прошел на цыпочках залу, коридор и отворил дверь в комнату, где спала Казимира. Та сейчас же услыхала.
— Кто это? — спросила она немножко испуганным голосом.
— Это я, Казимира, не тревожьтесь! — говорил Бакланов, подходя к ней и дотрагиваясь до нее рукою.
— Ах, Александр Николаич, не случилось ли чего-нибудь? — воскликнула Казимира, привставая.
— Нет, ничего; я так пришел, побыть с вами, — отвечал он; голос его был нетверд.
— Чтой-то, как же возможно в такое время! Придут, пожалуй, кто-нибудь.
— Никто не придет, никто! — говорил Бакланов, беря и целуя ее руку.
— Да как никто? Так вот дети, Валеренька спят! — говорила Казимира.
— Ну, пойдемте ко мне в кабинет.
— Зачем я пойду к вам? Что мне там делать!
— Мы будем сидеть, разговаривать.
— Нет, Александр, ступайте, ступайте! — говорила Казимира, дрожа всем телом.
— Если вы не пойдете, я на вас ужасно рассержусь.
— Как это возможно! Душечка Александр, это невозможно.
— Отчего же невозможно?
— Оттого, что у вас жена есть! Что вы!
— Убирайтесь вы с женой! Не люблю я ее. Пойдемте, ангел мой!
— Александр! Умоляю, оставьте меня! Оставь! — говорила Казимира.
— Не оставлю, — говорил он, обнимая ее и насильно подводя к двери.
— Александр! — вздумала было еще раз воспротивиться Казимира.
— Если ты для меня этого не сделаешь, я возненавижу тебя! — проговорил Бакланов; голос его при этом звучал почти с бешенством.
— Ах, Господи! — воскликнула бедная женщина, вся пылая в его объятиях. — Дайте мне, по крайней мере, надеть на себя что-нибудь.
— Ну, наденьте.
Она торопливо накинула на себя капот и надела туфли.
Бакланов обнял ее и увел.
10
Бедная жертва
В семействе Баклановых все шло как бы по-прежнему; но в самом деле это было не так: безумная Казимира начала чувствовать страх непреодолимый к Евпраксии и почти что избегал ее видеть, стремясь всей душой быть с Александром, единственным ее спасителем и покровителем; о он, напротив, удовлетворив минутному увлечению, почувствовал к Казимире более чем равнодушно, почти что отвращение; сначала он превозмогал себя, а потом и скрывать этого не мог, и не только самым тщательным образом старался не оставаться с Казимирой с глазу на глаз, но даже уходил из комнаты, в которую она входила. Казимира наконец заметила это и поняла: что бы там ни чувствовало сердце, но в ней заговорила
