догадывались. Например, моя подруга Алина, девица взбалмошная и непостоянная, но верная и преданная, или журналист местной газеты «Горовск сегодня» Антон Ярцев, который помог мне с опубликованием необходимой информации, или старый друг нашей семьи, полковник ФСБ Сергей Дмитриевич Курбатов. Когда погибли мои родители, он был далеко и не мог помочь мне, поэтому счел своим долгом теперь закрыть глаза на некоторые явные вещи и прикрыть меня перед прокуратурой. В умении всех этих людей держать язык за зубами я была уверена, однако в городе пошли слухи о том, что возмездие настигло семью прокурора не только по воле божьей.
Спустя некоторое время я получила свой первый заказ – мне предстояло разобраться в деле о странном взрыве на кирпичном заводе. Справилась я блестяще и в результате поняла, что больше не могу прозябать на скучной и серенькой должности юрисконсульта сего завода. Я уволилась и на общественных началах занялась частным сыском. Однако практика была небольшой: всего несколько семейных дел. На самом же деле я ждала, когда мне представится возможность восстановить справедливость и защитить тех, кто нуждался в помощи. Это стало своеобразным наркотиком, смыслом жизни, кислородом, без которого я уже не представляла своего существования.
И заказы шли. Шли, несмотря на отсутствие какой-либо рекламы и тщательную маскировку, прибегать к которой стало моим правилом. Видимо, в таком маленьком городке, как наш Горовск, нонсенс – само существование тайны. Конечно, не всегда была возможность действовать законными способами, поэтому иногда я позволяла себе нарушать законы и путаться под ногами правоохранительных органов, но блестящее знание юриспруденции и престижное высшее образование позволяли мне избегать стычек с законом. С законом, но не с моими противниками. Я умела бороться со страхом, и эти стычки только добавляли драйва к моей работе. Но порой в дело вмешивались эмоции. Так, я практически влюбилась в старшего сына прокурора, Вадима, и только личная ненависть к этой семейке помогла мне, если не справиться, то хотя бы заглушить чувство к обаятельному и жестокому противнику. Кстати, Вадим до сих пор находится в розыске за совершение ряда тяжких преступлений, а так как именно я стала причиной крушения его империи, жить мне приходилось с оглядкой.
И все же в последнее время мне не попадалось ни одного мало-мальски интересного дела. Помочь с разводом, поймать на месте преступления блудливого супруга, оформить наследство... Тоска. Время от времени я даже отказывалась от рутинных дел – денег нам с Аришей хватало, а чахнуть над текучкой не хотелось, чем бы тогда отличалась работа частного детектива от службы на кирпичном заводе «Красный Октябрь»?
Сегодня мне было особенно тоскливо: за окном монотонно капал серый дождик, ведущий моей любимой радиоволны с натугой пытался вдохнуть оптимизм в радиослушателей, на телевизор я даже смотреть не хотела, дел интересных не наблюдалось. Я достала из футляра саксофон и добавила в эту тягомотину свой вклад – затянула нуднейшую композицию Клода Дебюсси. Обычно саксофон помогал мне справиться с дурным расположением духа, а иногда в процессе музицирования меня посещали интересные мысли по поводу решений сложных дел, но сегодня был не тот случай. Мне было грустно, и, следуя логике духа противоречия, клин следовало вышибать клином, то есть сделать так, чтобы стало совсем тоскливо.
Добить себя окончательно не дал мне Ариша. С сердитым лицом он возник в дверях моей комнаты и замахал руками:
– Полетт, прекрати немедленно! Подобного кошмара я не слышал с тех пор, как по неразумению купил тебе барабан! Тебе тогда исполнилось пять лет.
– Что, фальшивлю?
– Если бы! Играешь виртуозно, но чересчур пессимистично. Прекращай это безобразие и спускайся вниз, пока клиент не удрал. Твои рулады – прекрасная антиреклама. Поторопись, я нашел тебе интересную клиентку. – Он гордо поднял голову. – И она пока терпеливо ждет тебя в гостиной.
Глава 2
Женщина, которая ожидала меня в гостиной, совсем не была похожа на моих заказчиков. Обычно к частному детективу обращаются люди определенного круга, доходы коего гораздо выше черты прожиточного минимума. Моя же новая клиентка явно жила на зарплату российского бюджетника. Ближе к пятидесяти годам, очень худенькая, даже костлявая, на маленьком треугольном личике огромные угольно-черные глаза, ни грамма косметики – это лицо она только бы испортила.
– Знакомься, Полетт, Катерина Ивановна, я тебе рассказывал про ее беду, – прервал дед затянувшуюся паузу.
Да, кажется, я что-то припоминала. Больница, дочь, попытка суицида. Непонятно чем, но клиентка вызвала во мне глухое раздражение.
– Спасибо, Аристарх Владиленович, – повернулась я к деду, – вы можете быть свободны.
Ариша насупился. Он никак не ожидал от меня такого коварства: понятно, привел клиентку, а я лишаю его возможности послушать подробности интересного для него дела и отправляю прочь, как какую-нибудь секретаршу. Ничего, так ему и надо, не будет критиковать мои музыкальные таланты. Я, конечно, не Луи Армстронг, но для хрупкой непрофессионалки играю неплохо, очень даже неплохо.
– Наверное, я пришла не по адресу. – Клиентка подождала, когда за дедом закроется дверь и продолжила: – В милиции даже не стали открывать дело. Говорят, нет свидетелей преступления, налицо стопроцентный суицид. Да, я согласна, суицид, но почему никому не придет в голову, что ее подтолкнули к этому шагу? Пусть не физически, но подтолкнули же! В общем, я требую, чтобы вы покарали виновного. Его зовут Олег Пахомов, ему тридцать лет, вот его фотография. После того, как вы закончите, вы предоставите мне все доказательства, иначе не получите гонорар. Я требую, чтобы он страдал, а причину его страданий выбирайте сами. Я ясно выражаюсь?
Теперь понятно, откуда такое мерзкое настроение с утра. Видимо, я предчувствовала, что придется общаться с крайне несимпатичной особой. Ну, спасибо, дедуля, удружил!
– Откуда вы взяли, что я собираюсь кого-то наказывать? – Я демонстративно развалилась в кресле и качнула ногой. – Как частное лицо, я могу предложить вам расследование и найти причину трагедии, которая произошла с вашим ребенком. А наказывать виновных будет наше правосудие, у него для этого имеются все полномочия. Кроме того, часть оплаты за работу вы внесете сейчас, иначе я за дело не возьмусь.
Дети чутких и любящих мам не бросаются под машины, и хотя мне понятно желание этой женщины наказать виновного, я за дело не возьмусь. Я не механическая гильотина, и сама решаю, хочу я принимать участие в том или ином деле или нет. Кстати, в каком состоянии сейчас ее дочь? Если близкий тебе человек находится между жизнью и смертью, тебе некогда думать о возмездии, все твои действия и помыслы направлены на его спасение.
Женщина напротив меня пожевала губами, резко выпрямила спину и встала:
– Ну, раз меня ввели в заблуждение, я ухожу. Простите за беспокойство.
Я молчала. Гостья же стояла на месте, словно ждала, что ее остановят. Сейчас она находилась против окна, и солнечный свет жестоко демонстрировал морщины, слишком глубокие для ее возраста, черные тени под глазами, опухшие от слез веки. Внезапно она начала говорить. Негромко, монотонно, почти без пауз, словно читала заранее выученный текст:
– Олечка у нас с мужем – поздний ребенок. Мы специально старались воспитывать ее так, чтобы она ничем не выделялась среди сверстников. Знаете, насмотрелась я на вундеркиндов и подающих надежды звезд: всегда изломанные судьбы, мутное будущее, несбывшиеся надежды. Поэтому мы решили: пусть будет серая мышка. Именно они, как показывает жизнь, наиболее счастливы. Внешность у нее неяркая, в школе она еле-еле вытягивала на четверки, мальчики за ней не бегали. В семь лет я отдала ее в музыкальную школу. Отдала с мыслью о будущем: учительница музыки – прекрасная работа для женщины.
– Разве? Маленькие оклады, отсутствие перспектив, – вставила я. Я сказала это не для того, чтобы поспорить, а для поддержания разговора. Неожиданно мне стала интересна моя посетительница. В первый раз я видела мать, которая не желала для своего ребенка успеха и обеспеченности.
– Прекрасная работа – та, которая не выжимает из женщины все соки, которая оставляет ей силы для семьи, мужа, дома. К тому же в том мирке нет места хамству, пошлости, грубости. Дети, занимающиеся фортепьянной музыкой, обычно послушны, вежливы, неагрессивны. Нет-нет, не спорьте, я прекрасно все рассчитала, только я могу знать, что нужно моему ребенку! Так вот, Оля стала посещать музыкальную школу. Кроме, собственно, игры на фортепьяно, в программу входило еще несколько предметов: хор,
