В конце концов, ему решать, жить ей или нет.
Уже выходя из лаборатории, он посмотрел в сторону Гулавина и произнес:
— Считайте, что ваша жена первая жертва птичьего гриппа. Жаль будет, если это будет так. У нас здесь, между прочим, неплохая компания специалистов собирается, можно было бы не только вирус разработать, но и сыворотку от него. Вот вам и ответ на мой вопрос, зачем создавать оружие. Для устрашения и для наживы, но можно одновременно быть и чудовищем и гуманистом.
— Да пошел ты, гуманист собачий, — произнес Гулавин и отвернулся.
—----
Артем подвез Павла до дома.
— Давай, поспи часика три, а потом к нам на Петровку. Обмозгуем план действий.
— Договорились, — Павел захлопнул дверь машины и пошел домой.
Мать сразу выглянула из комнаты, когда он появился на пороге квартиры и стал разуваться.
— Все нормально?
— Да вроде, да.
— Ты поешь, или сразу спать пойдешь?
— Потом, сейчас быстро ополоснусь и пару часиков вздремну. У вас все в порядке?
— Да…
— Мам, ты чего-то хотела сказать?
— Да нет, все нормально, — она улыбнулась и, повернувшись, закрыла за собой дверь.
Павел, стараясь тихо ступать по скрипучему полу, пошел в ванную, а оттуда в свою комнату. Шторы были плотно задернуты, и в комнате было темно. Он подошел к дивану и в потемках нащупал одеяло.
— Вроде я застилал постель, когда уходил, — подумал он, — надо же, наверное мать белье меняла и сразу разобрала. Любит заботиться, все меня ребенком считает.
Глаза постепенно стали привыкать к темноте, и он вдруг отчетливо почувствовал, что в кровати кто-то лежит. Он почувствовал приятный запах духов и в ту же секунду услышал голос:
— Паша, это я, не пугайся.
— Лиз, ты! — радостно и в то же время не понимая, как она вдруг оказалась в его постели, тихо произнес Павел.
— Я, я, кто же еще, — она протянула руку, и он моментально оказался в её объятиях.
— Слушай, я ничего не понимаю, как ты тут очутилась? Что-то произошло?
— Да нет. Просто я так волновалась за тебя. Уехал в ночь, на машине. Потом мне позвонила твоя мама и спросила где ты, мобильный не отвечает, она волнуется.
— Представляешь, я его случайно отставил на работе.
— Представляю, а мы тут с ума все сходим. Короче, пришлось ехать к твоим, успокаивать Лидию Петровну. Засиделись за разговорами до трех ночи. Ну, она меня и уговорила остаться ночевать.
— Что прямо так и уговорила?
— Глупый ты, честное слово, ты что, и впрямь думаешь, что она тебя все ребенком считает. Это ты так думаешь, и напрасно.
— Лизок, ты просто прелесть, слушай, — и он стал ей что-то шептать на ухо и целовать, а рука нежно обнимала грудь, а потом стала сползать все ниже и ниже.
— А ты как насчет того, чтобы вздремнуть, а то ведь тебе скоро на работу?
— А ты что завтра в отгуле?
— С чего ты решил?
— Значит нам обоим на работу, только разве это может быть поводом для того, чтобы оставить любовь до следующего раза?
Она обхватила его за шею руками и поняла, что вряд ли они заснут до утра.
— Паша, а твои, во сколько встают?
— Отец четверть седьмого, и мама вместе с ним, но она уходит в зависимости от расписания занятий.
— Значит у нас в запасе час с небольшим, понятно?
— Понял, — и он зажал ей рот жарким поцелуем.
—----
Аркадий поднялся наверх и чуть не столкнулся с Борисом.
— Как дела?
— Х…, этот Булавин или Гулавин, хрен его знает, вряд ли согласится работать с нами.
— Уверен?
— Да.
— А женой пригрозили?
Аркадий мрачно посмотрел на Бориса, и процедил сквозь зубы:
— Её так отделали, удивительно, что она еще жива.
— Значит в расход?
— На эксперименты сгодятся. В нашем деле, каждый кролик на учете.
— Я как-то не подумал.
Через три дня на фазенду приехал новенький фургон темно-синего цвета, из кузова которого, вытащили двоих. Мужчину лет сорока и девочку лет семи-восьми.
— Кого привез? — спросил Аркадий у Али, стоя возле дверей гаража
— Врач, дорогой Аркаша, очень хороший врач.
— Понятно, у тебя все врачи и все хорошие.
— Зачем так говоришь. Врачи разные бывают. Бывают хорошие, а бывают плохие, — он оскалил зубы и посмотрел в сторону Аркадия.
— По-твоему он хороший, а я плохой?
— Зачем обижаешь. Ты лучший, из тех кого я знаю, а плохой тот, кто не хочет с нами работать, верно говорю?
— Философ. А как ты определил, что он будет с нами работать?
— Нутром чую.
— Ах, нутром. Слушай, а когда плохой врач, то нутро как тебе об этом сообщает?
— Ноет, знаешь, когда шашлык плохо приготовлен, живот ноет. Так и человек, если он мне не понравился, живот ноет. А этот хороший, поверь мне. Ребенка очень любит, будет работать и молить, чтобы только ребенка не убили. Я когда к его дочке нож к горлу приставил, спросил, хочешь, чтобы она жила? Он мне говорит — хочу. Тогда сделай, что тебя попросят, и клянусь, аллахом, с её головы ни один волос не упадет, Он мне ответил — все сделаю, только в живых её оставь. А ты говоришь. Хороший доктор, — и засмеявшись, пошел ставить машину в гараж.
— Страшный человек, — вдруг подумал Аркадий, — Ребенку горло перережет и глазом не моргнет. Ну и что, сколько раз я резал подростков, разве что сначала наркоз давал, чтобы они не орали, вынимал из них органы, а остатки засовывал в мясорубку и просто спускал в канализацию. Может, я убил больше чем он? Вот и выходит, кто из нас страшнее, он или я? Нет, пожалуй, лучше не задавать себе таких вопросов, а то умом тронешься, не успев увидеть заработанных денег.
Аркадий посмотрел на небо, по которому плыли редкие облака, и подумал:
— Как все же прекрасен мир, и как страшно в нем жить. В один и тот же момент кто-то любуется его красотами, а кто-то мечтает остаться в живых. И граница, между этим состоянием такая хрупкая, и одновременно непреодолимая, что невозможно понять, что будет с тобой завтра, будешь ли ты по- прежнему смотреть в небо и радоваться солнцу, или сожалеть, что родился на этот свет и молить о смерти, поскольку сил, чтобы выжить уже не осталось.
Он зажмурил глаза, вдохнул полной грудью свежий воздух и, повернувшись, пошел по направлению
