упиралось в его волю, то война закончилась бы нашим проигрышем еще летом сорок первого. И если предположить, что ни у кого мыслей не было город сдавать, то потом, когда стало все понятно, почему не подсуетились и не организовали эвакуацию? Время ведь было? Это же не дешевеющие с каждой секундой рейхсмарки…
Но додумать мысль не успел, так как следом за ребятами вышел в довольно просторный зал. Чем-то он напоминал тот, который уже видел наверху. Такие же колонны, ниши и держаки для факелов. Только тут не было каменного стола и колодца. Зато вместо него возле дальней стены на уровне пола присутствовали две выложенные кирпичом зарешеченные трубы, которые являлись стоком для ручья. Еще этот зал был гораздо дряхлее, даже на мой непросвещенный взгляд.
Но главным было не это. Главным было то, что вдоль ближней стены выстроились ящики. Много маленьких, размером чуть больше патронного, и штук десять больших, похожих на ящики из-под снарядов. Змей уже стоял возле одного из них и, откинув крышку, демонстрировал разложенную в коробочках ювелирку. Блин, чего там только не было! Кольца, браслеты, монеты, цепочки, подвески… Все аккуратно рассортировано, и можно было сказать наверняка, что в коробочке с цепочками точно не будет монет, а в коробочке с перстнями, не будет сережек. Немцы еще те педанты и, по-видимому, их тевтонскому духу просто претил сундук Монте-Кристо, в котором драгоценности лежали грудой. Более того, каждая коробочка была пронумерована, а поверх всего лежала папка с описью. М-да… серьезно народ к делу подходил – на каждую финтифлюшку в описи имелась строчка с указанием названия и веса.
Я же, перебирая все эти украшения, к своему удивлению, совершенно не чувствовал никакого повышенного сердцебиения. Даже странно… помню, как-то раз с черными копателями ради интереса в поиск ходил. Так там сначала рыл без особого воодушевления, но когда нашел насквозь проржавевший немецкий карабин, то копать начал – экскаватору не угнаться! Сил уже не оставалось лопату поднять, а все равно долбил и долбил. Кстати, именно тогда и понял, что такое «золотая лихорадка».
А сейчас ничего подобного не ощущал. Ну золото, ну много… и что? Не мое же. С меня хватило нервотрепки по поводу наездов Колычева за мизерные траты во Франции. Тогда я десять суток «губы» получил, а если сейчас буду дергаться, то получу десять лет непрерывного расстрела.... Это ведь не один ящик, насчет которого еще можно было бы подумать. А такие объемы трофеем не назовешь. Это уже величины государственного масштаба. Вот пусть оно и разбирается.
Все эти мысли проскочили в одну секунду где-то на уровне подсознания, наверное, из-за этого и отнесся к сокровищам удивительно равнодушно. Гораздо больше интересовал вопрос, почему его не вывезли? Что могло помешать?
Только вот информации, даже для построения гипотез, было крайне мало, поэтому, ссыпав все перебираемое обратно, я пошел к ящикам со слитками. Три из них были уже вскрыты и слабо посверкивали желтыми «гробиками» в свете фонаря. Марат, подошедший следом, глянул на них и задумчиво сказал:
– Да, хорошо, что наши ухари остановились на трех… Я пока пойду, проверю остальные пломбы.
Кивнув напарнику, попробовал приподнять один из ящиков. Тяж-ж-желый, зараза! Килограммов восемьдесят! Те, кто их будет отсюда вытаскивать, умрут три раза, пока все это на поверхность извлекут.
Глядя на мою возню, стоящий рядом Змей поинтересовался:
– Командир, а почему на этом золоте надписи по-русски и орлы царские, а не немецкие? Откуда у фрицев царское золото взялось? Причем вот в этом, – Козырев ткнул пальцем в стоящую рядом тару, – все нормально, орлы со свастикой, а в этих – российские.
Я только плечами пожал:
– Хрен его знает, честно говоря… Может, это то золото, что в Германию по Брестскому миру ушло? Хотя вряд ли. Они его, скорее всего, до прихода Гитлера проели… Гусев еще рассказывал, что в двадцатых годах то ли Эстонии, то ли Финляндии чуть не пятнадцать миллионов рублей золотом заплатили. Тоже по какому- то там договору. Может, это оно? И вообще, после революции царский золотой запас по всему миру разошелся, поэтому вариантов – масса… Вот только не надо спрашивать, почему это все тут оставили. Сразу говорю – не знаю!
Козырев, уже открывший было рот, при моих словах его захлопнул, а вернувшийся из глубины зала Шах негромко проинформировал:
– Ящиков со слитками – сто две штуки. Больших – двенадцать штук. Пломбы вскрыты на трех маленьких и на одном большом. Нам еще повезло, что эти орелики на радостях все не раскупорили, – меньше отписываться придется. И хорошо, что опись есть. – Потом, немного помолчав, добавил: – Ты, Илья, про монеты не забудь. Чую, трясти будут так, что за каждую пропавшую единицу душу вынут…
Я согласно кивнул и, вынув из кармана золотые кругляши, ссыпал их к остальной мелочевке. Про то, что душу вынут, – это Марат правильно сказал. В СССР охота за валютой шла ежедневная и безостановочная. А если учесть, что золотой запас с начала войны сильно поистощился, то и вообще…
Кстати про запас. А сколько тут всего складировано? Если грубо считать каждый ящик по сотне килограммов? Быстро произведя вычисления в уме, я офигел. Это же почти одиннадцать с половиной тонн золота! И если переводить в те же баксы, то получаются… получаются… получаются просто сумасшедшие деньги!
После эпопеи с обручальным колечком для Хелен, когда с меня вычли его стоимость, я от нечего делать заинтересовался, а сколько оно может стоить реально? Соответственно узнал и стоимость золота на мировом рынке. И теперь, лихорадочно шевеля губами, пытался перевести унции в килограммы и тонны. В конце концов, безбожно округляя, получил цифру в пятнадцать с половиной миллионов долларов. Вот это прибыток! Двадцать пять процентов, как за находку клада, нам, конечно, не светит, но вот благодарность получим наверняка. А может даже и на ордена не поскупятся…
Над головой что-то зашуршало, и с потолка свалилась половинка кирпича, вырвав меня из сладких грез. Глядя на шлепнувшийся в ручей обломок, я чертыхнулся и скомандовал:
– Так мужики – сваливаем. Я не знаю, что за идиот спрятал золото в таком ненадежном месте, но его надо срочно вытаскивать, пока тут все не обвалилось и не затопилось.
Змей, окинув взглядом штабели, представил перспективы и, передернувшись всем телом, робко поинтересовался:
– Нам вытаскивать?
– Щаз! Ты что, за грузчика меня держишь? Выходим наверх, связываемся с командованием, и пусть оно быстренько начинает шевелиться.
Окрыленный моими словами, Женька тут же, пока я не передумал, рванул в коридор. Пришлось даже несколько умерить его прыть:
– Ты не очень торопись. Кто нас подсаживать будет? Сам-то уже мокрый, поэтому тебе терять нечего. А мы сухие и почти чистые, так что пойдешь последним.
– Есть!
Когда я выбрался в верхний коридор, то застал ту же картину, что и была перед спуском. Пленный с очень мрачным видом сидел на полу между моими ребятами, а Гек что-то поучительно выговаривал Искалиеву. Увидев меня, он замолчал и спросил:
– Ну как там?
– «Там» все просто замечательно, но нам сейчас надо торопиться.
И перейдя на немецкий, обратился к «языку»:
– Феликс, выход на Фридрихштрассе далеко отсюда?
Гильденбрандт несколько секунд молчал и, когда я уже хотел дать ему затрещину, наконец выпал из мрачных дум и ответил:
– Полчаса ходу от того блока, где вы меня взяли.
– Он не заминирован?
– Нет. Мы ведь именно через него на поверхность попадали…
Понятненько… Дождавшись, когда из пролома вылезут остальные, обращаясь к ним, сказал:
– Будем выходить возле гаражей. Через ту паутину, которую мы прошли, раненого не протащить. Да и тралить ее тоже не очень хочется… Там бабахнет, а здесь может все обвалиться. Понимаю, место минирования далеко, но лучше перебдеть. Поэтому, Жан…
– Я!
