Наст, изд., с. 158—161; Awerintzew 1981, S. 9—14.
[130]
В наст. изд. с. 296—301.
[131]
Ср.: Hunger. Op. cit., Bd. 1, S. 76.
[132]
Kustas. Op. cit., p. 42, ?. 1 ad p. 41. В подкрепление своей (отнюдь не бесспорной) характеристики положения вещей на латинском Западе Кустас ссылается на слова одного исследователя средневековой теории проповеди: «Самое богатое наследие, завещанное средневековой риторике античной эпохой, — это принцип употребления топоса, общего места, принцип художнического “нахождения” нужного довода, доводимого до нужной аудитории в нужных обстоятельствах» (Caipan 1933, р. 86).
[133]
См.: Рубцова 1986.
[134]
См.: Nadeau 1959, р. 51—71; Barwick 1964, S. 80—101.
[135]
Нам приходилось говорить выше (с. 270) о «возрастающем дроблении классификации типов риторической словесности».
[136]
Hunger. Op. dt., Bd. 1, S. 76.
[137]
Ср.: Нотте/ 1978, S. 134.
[138]
Kustas, Op. cit., p. 12—18.
[139]
Нотте/. Op. cit., S. 134.
[140]
Как известно, термин «шероховатость» (????????) в греческой риторической традиции имеет отнюдь не порицательный смысл: в приложении к стилю он обозначает, по удачной формулировке А. А. Тахо-Годи, «суровую неприступность, нагроможденность и даже неотесанность каменных глыб» (Античные риторики, с. 335). Дионисий Галикарнасский в своем трактате «О соединении слов» так характеризует эту тенденцию: «...строгое построение имеет вот какой характер. Хочет оно, чтобы слова утверждались прочно, стояли крепко, чтобы каждое было видно издали и чтобы куски речи отделялись друг от друга заметными паузами. Столкновения шероховатые и противные слуху оно допускает нередко и относится к ним безразлично: так при кладке стен из отборных камней в основание кладут камни неправильной формы и неотесанные, дикие и необработанные. Оно любит растягиваться как можно шире за счет больших размашистых слов; а стеснять себя краткостью слогов ему противно, разве что по необходимости» («De compositione verborum», пер. М. JI. Гаспарова; см. в том же издании, с. 204). На идеал намеренной «шероховатости», каким его разработала греческая риторика, еще в пушкинскую эпоху ориентировались русские архаисты типа Кюхельбекера, протестуя против «приятности» и «гладкости» карамзинистов. Наиболее известные примеры намеренной и эстетически содержательной «шероховатости» в русской литературе последних веков: ода Радищева «Вольность», и прежде всего знаменитая строка «Во свет рабства тьму претвори»; «заржавленный» стих Вячеслава Иванова; «расскрежещенный» стих Маяковского.
[141]
Kustas. Op. cit., p. 13.
[142]
Hagedorn 1964, S. 53.
